— Неправда! — возражаю я. — Все хотят, но никто больше не разгуливает по городу, управляя каждым встречным!
— Только потому, что большинством управляю я. — Он оглядывается на площадь, забитую палатками и тесными кучками людей. — Люди говорят, что хотят свободы, но самом деле им нужна свобода от тревог. Если я избавлю их от проблем, они станут охотно выполнять мои приказы.
— Кто-то — может быть, — говорю я. — Но не все.
— Конечно. Ты не станешь. Парадокс состоит в том, что именно поэтому ты будешь лучше управлять другими. Люди в мире делятся на две категории, Тодд. Они, — он показывает на армию, — и мы.
— Вот только не надо причислять меня к «вам».
Мэр ухмыляется:
— Уверен? Посуди сам, спэклов объединяет их голос. Он делает их единым целым. Почему же с людьми должно быть иначе? Нас с тобой, Тодд, объединяет умение пользоваться этим голосом.
— Я не стану таким, как ты. Никогда, понял?
— Нет. — Его глаза вспыхивают. — Ты будешь лучше.
И вдруг на другом конце площади вспыхивает свет…
Таких ярких лампочек у нас быть не может…
Вспышка возникает на самом краю площади — максимально близко к армии…
— Цистерна с водой! — уже на бегу кричит мэр.
— Смертельна? — переспрашиваю я.
— Пока умерли четыре женщины, — кивает госпожа Койл. — Еще семь не протянут до конца недели. Мы скрываем это, чтобы не вызвать в лагере панику.
— Но это только десять женщин из тысячи! — восклицаю я. — Возможно, они болели еще чем-нибудь…
— Ты готова поверить в это ценой собственной жизни? Ценой жизни всех заклейменных женщин? Даже ампутация руки их не спасла, Виола! По-твоему, это обычная инфекция?
— Если вы спрашиваете, действительно ли я верю, что вы готовы на любую ложь ради достижения своих целей, то ответ вам прекрасно известен.
Госпожа Койл медленно втягивает воздух, словно пытается успокоиться.
— Я — лучшая целительница Нового света, дитя, — н-конец выговаривает она. — Но даже мне не удалось вылечить тех женщин. — Она переводит взгляд на мой обруч. — Быть может, и всех остальных я вылечить не смогу.
Я осторожно обхватываю ладонью больную руку и чувствую пульсацию боли.
— Виола, — тихо произносит Симона, — те женщины в самом деле очень больны.
Нет, думаю я. Нет, это же…
— Ты не понимаешь! — Я качаю головой. — Она всегда так делает. Из маленькой правды раздувает огромную ложь, чтобы вынудить всех плясать под ее дудку!
— Виола… — пытается вставить госпожа Койл.
— Нет! — еще громче говорю я, соображая дальше. — Сейчас я не могу рисковать. Если это и ложь, то очень хитрая, ведь в случае моей ошибки мы все умрем, так? Я поговорю с Тоддом.