Но… этот план не мог «вдруг» возникнуть у бывшего ротного фельдшера. А буде чудо все же произошло, как убедить поверить в него двух других комбатов?
Кандидат в прапорщики Николай Береговой этого сделать не мог. Подполковнику же Сергею Береговому было мучительно стыдно.
* * *
Хуже всего было с тяжелоранеными. Таковых в батальонах набралось больше тридцати. Самодельные, из плащ-палаток, носилки были для них сущей пыткой, но оставить их мы тоже не могли.
И все же нам удалось уйти — исключительно благодаря очередному тактическому изврату синих Бонапартов, которые решили опробовать нечто вроде двусторонней атаки. В итоге две штурмовые колонны, беспрепятственно пройдя оставленные нами траншеи, явно заподозрили в сей легкости некий злодейский замысел коварных «возрожденцев» — и, едва завидев друг друга, приветствовали своих собратьев хорошей порцией свинца. Перестреливались они, правда, не так долго, как бы нам того хотелось, но за перестрелкой, видимо, последовал «обмен любезностями» на вечную российскую тему «кто виноват», ну а мы тем временем успешно завершили «маневр отрыва от противника». Исчезли. Скрылись. Растворились. Преследовать нас господа соц-нацики, к моему вящему удивлению, отчего-то не рискнули. Или не захотели.
Больше всего я опасался синей авиации — застигни нас сейчас на открытой местности турбокоптер или штурмовик…
День-ночь, день-ночь мы идем по Африке… день-ночь, день-ночь — все по той же Африке. Полагаю, послеполуденное донское солнце прожаривало нас сейчас ничуть не хуже, чем в пресловутой африканской саванне.
Мы обходили синих по большой дуге: хотя основная масса соц-нациков расположилась в станице Мальчевской, все желающие туда явно не вместились. Вдобавок, как выяснилось, в обозе ревюгсоветовских частей имелось множество народу, к боевым подразделениям явно не относящегося — скорее всего из числа наиболее усердных насаждателей «нового революционного порядка». На линию огня эта шваль явно не рвалась.
День-ночь, день-ночь…
Охранение у синих попросту отсутствовало как факт — и все же мы едва не «засыпались», когда какая-то шальная парочка вышла прямо на передовой дозор. Парочка — в самом прямом и, если так можно выразиться, естественном смысле этого слова: парень лет двадцати, в танкистском комбезе, со здоровенным автоматическим маузером на боку и еще более юная девица, украсившаяся синей косынкой. Отправься эти голубки на поиски местечка для уединения минут на десять позже… а так… не тащить же их с собой…
Тяжелораненых все же пришлось оставить — в небольшом овражке, неподалеку от приметного березняка. С ними оставался один из фельдшеров, пятеро с одним пулеметом… плюс каждая вторая фляга. Если мой безумный план увенчается хотя бы частичным успехом, к ним можно будет вызвать аэровагон.