Я — годяй! Рассказы о Мамалыге (Розенберг) - страница 18

Когда Миша вошёл в уборную, он увидел, что обознался. Со спущенными трусиками перед ним стояла Таня Ивлева, которую он каким-то сонным чудом перепутал с Муськой. У Тани всё уже было сделано, вода быстро журчала в унитазе, и она стала натягивать трусики на место.

— Подожди! — осипшим голосом прошипел Миша, — подожди, дай посмотреть!

— Хитренький! — лукаво сказала Таня и окончательно натянула трусики.

— Ну что тебе жалко? — заныл Миша.

— Хитренький — опять улыбнулась она. — Сначала сам покажи!

— Что? — не понял Миша.

— Что-что? А вот то! Сам покажи, тогда я покажу.

Миша совсем смутился. Такого поворота дел он от Тани Ивлевой не ожидал: это ж Таня, не Муська всё-таки. Но решаться надо было.

— Хорошо, — сказал Миша, — показываю.

Он быстро вынул из ширинки всё необходимое и быстро спрятал обратно. Ему показалось, что Таня не только не видела, что он показал, но даже не очень и смотрела. Она спустила трусики и, отвернув голову, стала смотреть в окно.

Миша стоял, смотрел на эту бессмысленную складочку с ямочкой на самом верху, такой же, как у Тани на левой щеке, и ничего не понимал.

— Тань, — разочарованно сказал он, — чем же вы по-маленькому делаете?

Таня молча встала на цыпочки, растопырила коленки, пальчиками раздвинула складочку, и взору Миши открылся крошечный пупырышек.

— И всё?! — изумлённо спросил Миша. Таня молча кивнула.

— Посмотрите на них!!! — раздался позади Миши жуткий крик, от которого оба они подскочили. — Вы чем здесь, мерзавцы, занимаетесь! Ах вы, паршивцы гнусные! Нет, вы все посмотрите на них!

Тётя Нина стояла в дверях, твёрдо расставив ноги, а по обе стороны от неё стали протискиваться головы детей их группы. Таня стала поспешно натягивать трусики, но было уже поздно: все всё видели. Она заплакала и сквозь слёзы принялась повторять: «Это не я, это не я, это не я…»

Тётя Нина крупно шагнула в уборную, и Миша обеими руками быстро прикрыл уши.

— Это не я! — завопил он вслед за Таней.

— Что ты ухи свои лопоухие закрыл! — орала тётя Нина. — Тебя не за ухи, тебя за другое место надо! Голову он мне открутит. Я сама тебе эти самые твои откручу, Мойша паршивый! Это тебя тоже папочка научил?

— Нет, — рыдал Миша, — это всё Генка! Пройченко! Это всё Генка!.. И Муська! — вдруг зачем-то добавил он и зарыдал ещё громче.

Тетя Нина взяла орущую Таню за руку и потащила из уборной.

— Такая приличная мама, а что ты вытворяешь? С кем ты связалась! Они же всему научат! Вот мама придёт, Валентина Борисовна ей всё расскажет…

И Миша остался в уборной один, со своими рыданиями, своими открытиями, со своими белыми ненавистными кальсонами.