Коба прислал мне пропуск на трибуну на Красной площади.
Тогда, 7 ноября, на моих глазах он организовал увлекательную игру.
Мое место оказалось совсем рядом с Мавзолеем. Его места, конечно же, были рядом со мной – Бухарин пришел вместе с юной красоткой женой. Она смотрела на него влюбленными, хмельными от счастья глазами, как и положено чистой девушке, только что познавшей плотскую любовь. Я поздоровался. Но он не услышал. Он несчастно, неотрывно глядел на пустую трибуну Мавзолея, где так недавно красовался сам. Трибуна пока пустовала. Наконец все зааплодировали – на ней появился Коба с соратниками. Точнее, с теми, кого он оставил. Пока. Недавние обитатели трибуны – Рудзутак и прочие – сидели в камерах либо уже лежали в могилах.
И в этот момент я увидел: к нам подходил офицер в форме НКВД. Неужели? Арестует? Кого? Меня? Его? Обоих? Здесь? На глазах у всех? Такого никогда не бывало! Всегда ночью! Но «этот повар умел готовить острые блюда». Может, придумал так опозорить? Как стучало сердце… Бухарин, конечно же, тоже увидел. Побледнел. Думаю, побледнел и я.
Офицер прошел мимо меня (счастье, счастье!). Подошел вплотную к Бухарину, остановился. Отдал честь и после паузы сказал:
– Товарищ Сталин приказал мне передать, что ваше место не здесь. – (Бухарин стал белее белого.) – Ваше место – на трибуне Мавзолея, – торжественно закончил офицер.
Боже, что стало с Бухарчиком! Забыв проститься с любимой женой, вообще забыв о жене, он заспешил, почти побежал за офицером. До сих пор помню счастливейшее лицо этой красавицы! Ее любимый вновь вознесен на Мавзолей! Стоит в ареопаге вождей! Оба решили, что это окончательное прощение. Как плохо они знали моего друга!
Это была все та же пытка, утонченная пытка надеждой… Барс продолжал играть с обреченной жертвой.
Через пару дней Коба вызвал меня в Кремль.
– Думаю, испугались оба? Интересно, кто больше наделал в штаны? – Он прыснул в усы. – Ладно. Я хочу, чтобы ты выполнил поручение, важное лично для меня. Поприсутствовал на очных ставках Бухарчика с дружками и объективно всё мне доложил. Все-таки он мой очень близкий товарищ, – закончил Коба ласково.
Я думал, действо состоится у нас на Лубянке. Но режиссер Коба придумал интересней. Все проходило в дружески-доверительной обстановке – в здании ЦК партии, в кабинете члена Политбюро Кагановича…
Войдя в кабинет, я с изумлением увидел, как сидевшие за столом Бухарин с Кагановичем мирно попивали чай. Я успел понять, что Бухарин рассказывал о Париже. При моем появлении разговор прервался. Каганович, эта усатая плечистая махина, – конечно, он был предупрежден Кобой, – небрежно кивнул мне. Бухарин посмотрел на меня с изумлением. Но ничего не сказал.