Я молча сел на стул подальше от стола, у самого входа.
Только успел сесть, вошел офицер-чекист и доложил Кагановичу:
– Привезли!
Ввели Пятакова – друга Ильича, любовно названного им «человеком выдающейся воли и выдающихся способностей». Само собой, он участвовал в оппозиции Кобе. Правда, не активно, просто по старой дружбе с вождями Октября. Однако понял ситуацию вовремя и заклеймил прежних друзей Зиновьева и Каменева. В последнее время Пятаков руководил промышленностью вместе с Орджоникидзе, тот взял его в заместители. Но слишком крепко он был связан с погибшими и погибающими вождями, следовательно – обречен на арест…
Выглядел Пятаков ужасно – худой, лицо землистое. И рассеченная губа. Он странно говорил, у него, видно, не было зубов. Похоже, с ним крепко поработали, перестарались.
– Вы хотите нам что-то сказать? – спросил Каганович.
– Я хочу показать, – глядя в пол, произнес Пятаков. И монотонно, не поднимая глаз, начал шепелявить: – О связях Бухарина с нашим центром впервые я узнал от Сокольникова…
– Да что ты мелешь! – закричал Бухарин.
Пятаков остановился, но Каганович бросил небрежно:
– Да ладно, пусть говорит, – и подмигнул Бухарину – дескать, это неважно, мы-то знаем: лжет.
Бухарин успокоился.
Пятаков, все так же равнодушно и не поднимая головы, повторил то, о чем свидетельствовали на следствии Зиновьев и Каменев: оказывается, рядом с зиновьевским террористическим центром существовал «параллельный троцкистский центр», в который входили он, Бухарин, Сокольников и Радек. Центр по указанию Троцкого давал установки на вредительство, диверсии, террор. Замышляли, конечно, убийство товарища Сталина и верных его соратников….
Здесь Бухарин опять не выдержал, закричал:
– Ты что, рассудка лишился? Ты отвечаешь за свои слова?!
Пятаков впервые поднял голову и с какой-то жалостью посмотрел на него.
– Отвечаю. Но придется ответить и тебе, – печально сказал он. После чего спросил Кагановича: – Я могу идти?
Тот позвонил. Вошел тот же офицер, но уже с конвойным. Пятакова увели.
– Они что, с ума все посходили? – Бухарин чуть не плакал.
– Врет блядская рожа! – все так же весело отозвался Каганович и позвонил в колокольчик.
Ввели Радека. Этот выглядел вполне сносно, даже вальяжно.
Без вопроса, почти дословно он стал повторять все сказанное Пятаковым.
– Карл! Карлуша, милый, да что ж ты такое несешь? – взвыл Бухарин. – Ты ведь сам совсем недавно просил меня поговорить с Кобой, убедить его, что ты не виновен!
Тут Радек побледнел, попросил воды и… начал оседать на пол. Ему стало плохо. Он сидел на полу и как-то странно икал. Его увели. Бедный Бухарин от бессилия заплакал.