Но оно и так было своеобразным, единственным в своем роде, уникальным. Виноград вызревал в оазисе Ливийской пустыни, смуглые дети стерегли виноградник, потом сборщики винограда срезали налитые соком грозди и складывали их в корзины. Грозди давили ногами веселые женщины, высоко поднимая подолы туник из некрашеного холста, и пели:
Погляди на свои виноградники,
Наш повелитель, и сердцем возрадуйся!
Сок выжимают ногами давильщицы.
Лозы увешаны крупными гроздьями.
Ягоды, соком обильнее прежнего,
Сердце твое услаждать предназначены.
Ты в опьяненье себе не отказывай,
Пей, предавайся утехам и радостям!
Время приметно склоняется к вечеру.
Спелые кисти подернулись росами.
Ягоды выжать спешат виноградари,
Сусло в сосудах несут повелителю.
Пей, господин, божеству в прославление.
Всякое благо богами даровано.
Доброму духу, садов покровителю,
Ты соверши возлиянье и вымоли
В новом году нам вина изобилие
[1].
Кислое сусло запирали вызревать в чаны. Солнечный сок бродил в темноте, и бродили в темноте язычества человеческие души. А кроме людей, населявших тот древний, юный мир, жили в нем могущественные, почти всесильные существа, считавшиеся богами. И это так понятно! Ведь много, много лет должно было пройти до того мига, когда на свадьбе в Кане Галилейской явится вино, приготовленное руками смертного не из винограда, но из воды, волей истинного и единственного Бога...
Сделать глоток этого вина было – как причаститься вечности. Сотворенное руками смертных, оно не было выпито ими, но отдано в жертву бессмертной сущности и заперто здесь, в толще камня, где древняя магия остановила время. И если правда, что вода может радоваться, и надеяться, и бояться, и думать, то о чем думали частицы воды, составлявшие этот напиток? Безрадостные, верно, были думы, мала надежда и велик страх, если даже в безвременном пространстве вино приобрело вкус могильного праха!
Ячменное пиво, что играло и янтарно пенилось в пятом, последнем, сосуде, Витьку не понравилось. Хотя его в свое время высоко ценили Геродот, Диадор и Страбон, а у древнегреческих мудрецов был утонченный вкус!
Но сосуды – это еще не все. В пещере находились ларцы и ящики, не запертые, потому что тут не могло быть ни воров, ни расхитителей гробниц. Приоткрытые крышки пропускали сияние драгоценностей. Тут была золотая и серебряная утварь, туалетные принадлежности, изящные украшения, ослепительные камни.
Сверкали изумруды насыщенно зеленого цвета, про которые Плиний говорил: «Из всех других драгоценных камней только изумруд питает взор без пресыщения, даже когда глаза утомлены пристальным рассмотрением других предметов, они отдыхают, будучи обращены на этот камень». Но мальчик ничего не знал о Плинии и не собирался давать отдых своим глазам. Он погружал руки в россыпи голубых, розовых, желтых камней и камней, совершенно не имевших цвета. Прижимал к лицу горсти этих крошечных сверкающих искр, царапая кожу их острыми гранями.