— Пока понятно. И какие это функции?
— А вот этого я тебе не скажу. Частично из-за того, что нельзя, частично из-за того, что и сама толком всего не знаю. Вот про себя я знаю все.
— Тогда рассказывай про себя. — Я знал, что лучший способ расположить к себе собеседника — это начать говорить о нем самом. С людьми это работает. Интересно, а с ангелами?
— С ангелами это не работает, — все так же неожиданно ответила Натаниэла. — Но я тебе и без этого все расскажу, тут секрета никакого нет. Моя задача следить за равновесием, за балансом. Пока в мире живут тридцать шесть праведников, я могу, как вы бы сказали, пить-гулять-отдыхать. Но как только случается сбой, мне необходимо мгновенно обнаружить первого в списке, отделить его от остальных, выдать компенсацию, — а это иногда занимает значительное время, — и затем вернуться к прежнему наблюдению. С одной стороны, это просто, не сложнее, чем кочегару следить за давлением в котле, с другой — требуется постоянная концентрация внимания, ежесекундная готовность и невозможность расслабиться. А еще иногда бывает мегасбой, когда вдруг рождаются целых два новых праведника — вот тогда приходится попотеть!
— А что, и такое бывает?
— Конечно. Как раз с доктором Фаустом и Нострадамусом так и вышло, до сих пор вспоминаю, как носилась…
И вот тут я остановился, где шел, потому что совсем охренел, грубо говоря. Сразу вспотел, и это при том, что внутри стало холодно, тоскливо и безысходно. Старый ужас вернулся ко мне, и вернулся триумфально: теперь во мне не было ничего, кроме этого унылого ужаса.
— То есть этот самый «куманек» — это ты?
— Ну да! — спокойно сказала она. — Я. Неужели ты еще не понял?
— То есть ты… — Я не хотел говорить это слово, но как было иначе?.. — Ты и есть… дьявол?
Она снова засмеялась. При взгляде на нее сразу становилось понятным выражение «дьявольски красива». Ну а какой еще она могла быть?
— Вот ты смешной! Назови меня дьяволом, Мефистофелем, Вельзевулом или ангелом небесным — что от этого изменится? По сути все останется точно так же. Так какая разница, как ты меня назовешь или как я сама себя назову? Дьявольски красива или ангельски красива — какая разница?
— И ты лишишь меня бессмертия, отобрав мою душу?
— Ага. Предварительно опоив настоем цикуты и наведя порчу. Все-таки прав был старик Шломо, «во многом знании многая печали». Ты слишком много читал книжек.
— Есть такой грех.
Мы подошли к ее дому, поднялись в квартиру, она с наслаждением скинула босоножки, разлетевшиеся в разные стороны, и пошлепала босиком на кухню.
— Будем пить кофе! Или ты хочешь чай?