Павел достал его, стряхнул от пыли, бережно расправил, войдя в палатку, и положил на стол. Без промедления, он на новом листе восстановил содержание. На сей раз запечатал конверт, с просьбой в отдел: немедленно отправить его по адресу. Затем прошелся несколько раз по палатке и, глядя на конверт, ощутил в душе опять какую-то смутную тревогу.
— Да, видно, Господь совсем оставил меня, я безволен.
В это время на трассе остановилась автомашина, а через несколько минут в палатку, с обычной своей добродушной улыбкой, вошел начальник отдела.
— Ну, вот, Павел Петрович, я к вам в гости, — начал он, садясь на кровать.
Николай Сергеевич, по своему обыкновению, делал свой инспекторский объезд всех отрядов. Раздевшись, он передал Владыкину письмо от Луши с детьми и объемистый конверт от Жени из больницы. Начальник, за чашкой чая, передал все волнующие новости, и особенно подробно, рассказал о несчастном случае с Комаровым, и принес свое искреннее соболезнование. Но тут же радостно добавил, что Москва приняла ходатайство отсюда, на выезд Лиды — жены Жени с дочкой, для их совместной жизни на Колыме.
Остаток дня Николай Сергеевич проверял состояние отряда и подготовительные работы. Вечером, окончив официальные переговоры, начальник начал с Владыкиным беседу:
— Павел Петрович, я знаю, что вы с Евгением Михайловичем — верующие люди, и потому проникнут к вам самым глубоким уважением. Сам я — из религиозной православной семьи, по-своему, верю в Бога и теперь. Отец мой, находясь в кругу работников искусств, принадлежал к обществу русских художников и больше всего писал на церковные темы, хотя несколько полотен с готовыми пейзажами, он подарил и в русскую сокровищницу. Скончался он накануне революции 1917 года, передав нам любовь к русскому народу и к народным религиозным традициям.
Образование я получил еще в царское время, в Москве в Межевом институте и, будучи, в какой-то степени, просвещенным человеком, охотно читал тогда Библию, а некоторые ее главы и по несколько раз. Позднее знакомился и с трудами Дарвина, и, должен вам признаться, они на меня произвели определенное впечатление, да и более того, в некотором роде, смутили. Вот я и хотел коснуться в беседе одного волнующего вопроса.
Осматривая животный мир, даже рыб и пресмыкающихся как с внешней стороны так и под анатомическим ножом, невольно приходишь в смущение. Ведь, действительно, в человеке собрано все то, что и в окружающем его, мире живых организмов. Поэтому, невольно начинаешь приходить к заключению, что человек — продукт эволюционного зоологического преобразования; те же глаза, руки, ноги, уши, внутренности — мы встречаем в животном мире, с некоторыми особенностями. Я, конечно, не согласен с тем, что лошади, коровы, обезьяны, где-то согласившись, воссоздали из себя и над собой образ царя природы — человека, а без совета, тем более, невозможно сделать даже простейшей операции по удалению аппендицита.