Ваши папа с мамой, посчитали неудобным увядать вашей цветущей молодости среди серых людей, и они, не считаясь ни с чем, кинулись устраивать ваше будущее в столице; а мы тогда смотрели на тебя с Верой (сестрой), как на тех ангелов, что славили Бога на полях Вифлеемских. И, наконец, теперь скажу не скрывая: Надя, вам с Верой вскружили голову столичные женихи, образованные, красноречивые; и вы, вместо того, чтобы доверить свою судьбу в руки Божий, решили устроять ее сами. Вы не посчитались с тем, что ваш отъезд тогда принес нам душераздирающую боль, а мне, тогда еще мальчишке, — невыразимые сердечные муки; ведь мы все, так глубоко, полюбили вас первой, возвышенной любовью. Вы уехали от нас тайно, стихийно, как будто кто гнался за вами, а воли Божьей не вопросили.
А, вот, теперь — итог. Вникните в него. Н-ская церковь после вас возросла и окрепла в десяток раз. Из ее рядов вышли самоотверженные борцы, отдавшие жизнь свою за дело Божие: Петр Никитович и другие братья и сестры. Их дома остались не разоренными и до сих пор, а что у вас? Твое семейное счастье разорено полностью; старички голодными, никому не нужными, доживают в развалинах, рады вот этой груде лохмотьев; у детей безвозвратно потеряна будущность, а страшнее всего — потеряно упование на Господа.
Мы знаем Евангельского блудного сына, но он счастливее вас, хоть тем, что страдал одиноким, вы же — блудная семья. Никому, из всех ваших теперешних друзей, не жалко вас, как мучительно жалко мне. Я рыдаю с вами вместе на ваших развалинах.
При этих словах Павел, действительно, с трудом, сквозь слезы, договаривал слова признания и обличения своим старым друзьям.
— Скажу и я несколько слов, — начал, все время молчавший, Николай Георгиевич. — Я пережил нечто подобное, друзья мои, поэтому ваше горе мне очень близко. Я тоже в тяжелое время гонений на Истину Божию, отрекался от нее, желая укрыться в шатрах нечестия, не гнушаясь греха; но Бог, по великой милости, остановил меня. Я тоже спасал своих детей, желая обеспечить их будущее, но за счет моего упования и служения Господу… Детей я потерял. В их глазах, я оказался отступником, и не знаю, сможет ли теперь кто другой привести их к Господу. Кроме того, они за мою жертву, ради них — ежедневно платят мне презрением и открытой ненавистью.
Но я, еще в начале моего падения, в горячих слезах, раскаялся — и о, счастье! Бог помиловал меня; хотя и сильно наказал, но помиловал. Он возвратил меня к служению, послал других детей, из числа обращенных. Я помилован — вот, теперь тема моих проповедей.