Вера устроилась на работу в городе, но почти с первых же дней заметила, что за ней усиленно следят и по месту работы, и дома. Местные верующие предупредили ее, что НКВД некоторых верующих спрашивали о ней. Сердце опять заныло от тревог; и каждый прожитый день приносил все новые и новые скорби.
Наконец, в одну из летних ночей, к ней постучались. Не открывая, она спросила: "Кто там?" Ей ответили, что пришли из милиции, с проверкой документов. Вера с решимостью ответила им, что никаких проверок; ночь дана, чтобы человек мог спать, и что до утра она не откроет никому.
После настоятельных окриков и стуков, приехавшие все же вынуждены были отстать и до утра просидели в машине, у ворот дома.
Вера поняла, что у Господа в планах, видимо, еще отмерить ей скорбное поприще, и почти весь остаток ночи она провела в молитве. К утру она собрала с собой предусмотрительно все необходимое, написала и передала письмо для Екатерины Ивановны; и, по первому стуку своих гонителей, открыла дверь. Сразу, входя в дом, Князевой предъявили ордер на арест и, произведя в доме обыск, увезли ее в управление рай-НКВД. Там она встретилась, как ни странно, с Зоей Громовой. Следствия им, на сей раз, никакого не было и после месячного ожидания объявили, что обе они, по постановлению особого совещания НКВД, отправляются на ссылку в Красноярский край, бессрочно, до особого распоряжения. Отчаяние овладевало душой, мысли путались, воображению представлялась какая-то бездна, в которой опять кишмя кишели размалеванные потерянные женщины, с их надтреснутыми грудными голосами, и похотливые взгляды лагерных придурков (мужская лагерная обслуга). В сестре Зое она не видела того друга, спутницы-сестры, с которой могла бы поделиться и получить утешение, чего так жаждало изболевшееся сердце. Напротив, острые обличения: за самое малейшее слово, поступок, взгляд и, наконец, за скорбное выражение лица, за частые вздохи — как синайские гром и молния обрушивались с ее стороны, в адрес Веры Князевой. Забившись в угол камеры, она, обливаясь слезами, страдала одиноко, молча, вознося лишь вопли к своему Искупителю.
Этапная суета, с злобными окриками конвойных, в сопровождении лая сторожевых собак, наконец, прервала их камерное удушье.
Как и десять лет назад: те же товарные вагоны, только вместо "телячьих" — "пульманы", так же битком набитые арестантами — послужили им транспортом к месту отбытия административной ссылки. Только один Бог, своею близостью, утешал сердце Веры и оберегал от того страшного падения, куда неудержимым потоком увлекали ее обстоятельства. Внешняя ее привлекательность, упорно не поддавалась никаким превращениям, хотя злой рок с яростью стремился истоптать, изорвать те преимущества, какими наделил Бог Веру.