При разводе, Вера категорически отказалась выйти из поселка в тайгу, решив лучше умереть с голоду, чем оказаться подобной жертвой.
Из крайней избушки к ней подошел мужчина, в ее годах.
— Простите меня, пожалуйста, я вижу, что вы крайне взволнованы и, хоть неприятно напоминать, но, наверное, происшедшим вчера? — спросил он мягким голосом. На худощавом, болезненном лице его отражалось неподдельное сострадание, а открытый взгляд лишал каких-либо подозрений. Вера вначале насторожилась и, вообще, хотела без ответа отойти от него, в крайнем случае, ответить, что уже было на языке: "все вы такие", но ее что-то удержало от этого, и, подумав, она сказала ему:
— А что, это разве изменит адские условия, господствующие здесь, или принесет какие-либо гарантии от подобного, происшедшего с этой несчастной жертвой?
— Нет, вы не подумайте, что я праздно спросил вас, ради интереса! Я вижу, что вы во многом отличаетесь от окружающих, с положительной стороны; и, в меру моих возможностей, хотел бы проявить какое-либо участие к вам. Скажите, вы… христианка?
Этого Вера совершенно не ожидала, чтобы в таком кошмарном месте, могли интересоваться ею, с этой стороны и, колеблясь, ответила как-то смягченно:
— Я даже не знаю, что вам ответить и скажу, что не менее удивлена этим вопросом, чем взволнована происшедшим. Да, я христианка от юности моей, а вас почему это заинтересовало?
— Потому что, наблюдая эти дни за вами, я почувствовал, что вы моя сестра, по духу, — ответил мужчина. — Я тоже член церкви, правда, служителем не был. Конечно, духовно за эти годы охладел, все время один. На воле я занимал немалые должности, имею высшее образование, но здоровье мое очень слабое, главным образом, страдаю легкими. Арестован тоже, как христианин, иногда в церкви проповедывал. Первое время тоже жил со всеми в бараке, но, по состоянию здоровья, Бог помог мне срубить вон ту избенку и приобрести корову. Теперь живу один, очень рад, семьи не имею. Как же вас зовут, сестра?
— Вера, а вас?
— Юрий Фролович. Так, сестра Вера, я очень рад, что Бог послал вас в это захолустье. Может быть, мне и неудобно так говорить, но ведь столько лет я томлюсь здесь в совершенном одиночестве, говорю как есть.
А теперь вот, о вас… Здесь ведь не первый этот случай с женщинами, только такого зверства не было. Я уж не знаю, как вам сказать, ведь пригласить вас к себе — неудобно, тут сразу разговоры пойдут, а помочь очень хочу.
Ну, вот что… сестра Вера, я от всей души желаю вам послужить, чем богат: каждый вечер я вам буду приносить литр молока, как сестре, совершенно бесплатно, а вы и не думайте возражать. Но работу вам надо попросить у коменданта, только в поселке, ну, например, дневальной у тех же мужиков. Страшного тут нет ничего: к утру вскипятить бак кипятку, а днем убрать барак, и к вечеру тоже кипятку приготовить. Об этом я тоже похлопочу. Насчет квартиры — лучше вам поселиться вот здесь, у одинокой женщины. Правда, все они одного духа, иначе она и не продержалась бы здесь; но, вроде, у нее разврата в доме нет, живет одна. Вот, пока, хоть так вам устроиться, а там, дальше, Бог поможет. Ведь неизвестно, сколько вам здесь маяться придется?