Поэтому прошу тебя, подумай, что делать? Ведь пострадают не только прорабы и десятники, но и очень многие забойщики, это кроме суда, еще и на два-три месяца на голодный паек придется сажать людей. Ты осмотри все, вникни и скажи, можно ли как-то спасти положение?
Павел, оставшись наедине, далеко за полночь просматривал всю техдокументацию, изыскивая возможности к предотвращению надвигающейся опасности. Такая возможность оказалось, но?… Ведь это же колоссальный труд, который потребует нескольких дней и почти бессонных ночей, а самое главное — опять же нечестность.
Душу охватила мучительная тревога — как быть? Перед самым утром, не раздеваясь, он повалился на койку и заснул, но с общим подъемом поднялся и вышел на крыльцо. Мысли, одна за другой, осаждали, воспаленную от бессонницы, голову: "Да зачем мне выгораживать этих пьяниц, злодеев, сотских да десятских, они на моих глазах избивали и загубили сотни измученных, несчастных людей?…
Так-то это так, но ведь к этому их понуждали непосильные нормы, спущенные свыше, а спирт — это единственная их награда за их, как они выражаются, "собачью должность".
…Вот, к примеру, Попов. Какой почет и богатство нажил он? Вместе с работягами замерзал и промокал, жил по-собачьи, и по-собачьи умер — это же обманутые люди, погонщики рабов из рабов.
Нет! — протестовало что-то в душе Владыкина, — как не виноваты? У них же был разум, а почему они не хотели страдать и умирать вместе со своим народом, с которым ели и жили, но губили невинных, спасая свою душеньку. Вот Моисей лучше захотел страдать со своим народом, нежели иметь преступное временное наслаждение. Нет, пойду к начальнику и скажу, что выхода нет, придется готовиться всем вам на суд, что пришло и ваше возмездие".
С таким решением Владыкин уже приготовился идти к начальнику, но в это время начался развод и, увидев, как сотни его товарищей в арестантских рубищах шли в забой, Павел остановился и задумался: "Сотские-то сотские, но ведь и эти несчастные пострадают, а я ведь вчера вышел из этих же рядов. Сегодня они, полуголодные, идут с надеждой что-то заработать, а если я не сделаю того, чего просил начальник прииска, то завтра их голодными выгонят в забой, и некоторые из них останутся без надежды возвратиться вечером на свои арестантские нары. Нет! Ради них я должен сделать, что могу, хотя бы это стоило большой жертвы: сегодня их судьбы и судьбы моих мучителей оказались в моих руках. Сейчас решения моего сердца ожидают не только люди, но и Господь. О, это экзамен для меня непомерно ответственный, а я увы, утратил дух молитвы. Что может быть отчаяннее для христианина, как не это положение?"