Ужас объял князя. Он ударил коня и понесся в Кремль прямо к князю Куракину.
— Князь, неладно! — заговорил он, крестясь на иконы. — В городе мор!
— Да что ты?
Князь Куракин, толстый, низенький, от страха присел на лавку.
— Сам видел! Люди падают и мрут, корчась от болезни.
— С нами крестная сила! Милый князь, — заговорил он спешно, — иди до патриарха, скажи ему, а я к Пронскому! Что делать? То-то государь гневен будет!
— Божья воля! — ответил князь.
Он пошел к патриарху. Уже не на коне, а пеший и притом без шапки, перешел он патриарший двор и вошел в палаты. Отрок тотчас повел его к патриарху.
Князь стал на колени, принял благословение и облобызал руку Никону, после чего стал передавать, чему был свидетель.
Никон, высокий сухой старец с властным лицом и жестким взглядом, слушал его, изредка кивая головою.
— В грехах погрязли, — сказал он, — Божья кара! Иди, князь, до Пронского. Скажи, патриарх наказывает царицу с детками увозить спешно! Не мешкай, зараза сия гибельна!
Князь опять склонился под благословение. Патриарх благословил его, и когда князь уходил, он говорил уже своему дьяку:
— Записывай, я говорить буду!
Чума!.. Словно внезапная гроза с ливнем, разразилось это бедствие над Москвою сразу, без всякого предупреждения.
Правда, потом припомнили, что скот падал, но до страшного 9 августа 1655 года никто не думал о такой беде.
Люди падали в домах, на улицах, на площадях, в лавках. Воевода, сидевший в приказе Малой Чети, вдруг упал и умер в корчах. Палач, стоя подле дыбы, не успел поднять пытаемого и свалился. На лобном месте повалились стрельцы, и испуганный народ разбежался вместе с палачами, дав преступнику нежданную свободу.
Смерть! Народ растерялся и не знал, где искать спасения: власти растерялись тоже, и только Киприан бесстрашно ходил всюду и ликуя кричал:
— Божье попущенье! Гибель никонианцам!
Патриарх написал воззвание к обезумевшему от ужаса народу. «Божья кара! — писал он. — Ей же покориться со смирением».
Он советовал держать посты, молиться и терпеть, но сам спешно уехал из Москвы вместе с царицею и царским семейством в Калягин монастырь.
Князь Теряев тоже услал под Коломну свою мать и жену и собирался услать Эхе с семьею.
Бедная Эльза не могла прийти в себя от нежданной печали: ее жених, Иван Безглинг, пал первою жертвой заразы.
— Эльза, не плачь, — уговаривал ее Эдуард, — такова судьба.
— Ах, что мне судьба! — говорила она, заливаясь слезами.
Эхе ходил мрачный, хмурый, а дедушка Штрассе рылся в книгах, думая найти средство против страшной заразы, но она уже пробралась в дом Теряевых и выкосила всю семью добрых немцев.