И потому стал я захлёбываться. Появилась очередь, и с каждым днём становилась она всё больше и больше. Как водится в российских очередях (да, пожалуй, и в нероссийских тоже), многие требовали исцеления внеочередного: инвалиды войны, участники войны и люди, к ним приравненные, депутаты, орденоносцы, иногородние («у нас билеты назад на семь вечера»), просто серьёзные люди, а ещё нахальные, а ещё отчаянные...
Один хотел избавиться от подошвенных бородавок, ведь больно же ходить, доктор, другой — увеличить потенцию, третий — спасти умирающего от лейкоза ребёнка, четвёртый страдал от опухоли головного мозга, пятый... пятидесятый... пятисотый...
Отказать тому, кто с подошвенной бородавкой? Но его привёл главврач, потому что бородавочник обещал помочь отремонтировать больничную крышу. С потенцией проблемы у второго секретаря райкома партии соседнего района. А тут ещё тяжело раненого привезли с запиской от областного Папы: «Сделай, дорогой!» — как откажешь? И потом, отказывать времени и сил уйдёт больше, чем исцелить.
Но вот уже полночь, а очередь не уменьшилась, а даже увеличилась. И когда очередь видела, что я иду домой, — роптала. Исцелить за день я мог пятьдесят человек. Совсем без сна и перекусывая в процессе — семьдесят. В неделю получалось менее пятисот. А приезжали — пять тысяч, десять...
И в очереди стали умирать. Ведь не только и не сколько с бородавками приходили, а тяжелые, запущенные, безнадёжные больные. Совсем безнадёжные. Вот исцелил я ребёнка с лейкозом, другого, третьего — и со всей страны потянулись родители с детьми. А знаете, сколько у нас таких детей?
И если за день исцелялось десять детей, а умирало в очереди двадцать, что кричали мне матери умерших?
Да и самому... Работать по сто двадцать часов в неделю утомительно. Тупеешь. Хорошо хоть, что целительная мощь не иссякала, но сам я стал бледной тенью себя прежнего и понимал: витальные силы, не витальные, а меня в таком темпе надолго не хватит. Сгорю, как лампочка под перекалом.
По счастью, старшие товарищи позаботились о правильной организации труда и стали очередь регулировать. Только через регистратуру — раз, после предварительной консультации с другими врачами-специалистами районной поликлиники — два (ведь я дерматолог, что могу понимать в лимфомах, глаукомах и переломах) и после личного визирования у главврача или его заместителя по лечебной части — три.
Сразу стало легче. Работал я теперь на полторы ставки плюс шесть ночных дежурств, плюс два воскресных, никакого приёма вне больницы не полагалось (статья о нетрудовых доходах!), а если вдруг вызывали вне дежурства, то это шло как сверхурочные. Главный врач по поводу меня получал указания у первого секретаря райкома партии. И Папа, говорят, тоже регулировал очередь, но какими способами, я не вникал. Некогда было тратить время.