— На каком основании? — удивился барон, слушавший теперь свою невестку с пристальным вниманием.
— Она бросила своего ребенка. Жаклин д'Эскоман, так зовут эту женщину, осталась без места и была вынуждена забрать своего ребенка у кормилицы. Та отказалась его держать у себя, потому что мать не могла ей больше платить. Но и у матери не было никаких средств к существованию, и вчера вечером отчаяние толкнуло ее на крайность, она оставила своего мальчика на Новом мосту.
— Дело серьезное. За это ей полагается смертная казнь.
— Вы думаете, она об этом не знает? Но она не видела иного выхода. Думаю, что она предпочла бы покончить с собой и бросилась бы вместе с ребенком в Сену, если бы не вменила себе в долг спасти короля! Она побывала у иезуитов, надеясь, что они передадут ее сведения отцу Котону, духовнику королевы, но ее выставили вон, не пожелав даже выслушать.
— Удивительно, что «добрые» отцы иезуиты дали ей возможность уйти!
— Не будем раздувать пожара! — воскликнула графиня Кларисса. — Они же, в конце концов, не убийцы!
— Спросите об этом у души казненного Жана Шателя[10], который едва не убил нашего короля несколько лет тому назад! Если верить слухам, то в иезуитском монастыре есть несколько келий, которые не уступят камерам в Шатле. — Барон повернулся к невестке: — А эта несчастная ничего вам больше не говорила?
— Она успела только повторить: «Предупредите короля!.. Человек в зеленом!..»
— Хорошо еще, что ей не заткнули рот кляпом!
— Я дала сержанту два экю, чтобы в тюрьме с несчастной обходились получше.
— Вы поступили очень разумно: хотя бы одна монета, безусловно, дойдет до назначения. Если бы вы дали только одну монетку, то она, скорее всего, оказалась бы в кармане стражника.
— То же самое мне сказал и сьер Джованетти и...
— Как? Он в Париже? Похоже, сегодня утром возле Лувра было очень много народу!
— Он вернулся в Париж как частное лицо и выкупил в свое владение бывший посольский особняк на улице Моконсей. Но главное — он привез мне мою любимую кормилицу Бибиену, вы ее видели, она повела малыша кормить на кухню. Кстати, я так и не знаю, как его зовут.
— Николя, — тут же подсказала вернувшаяся герцогиня. — Бедный мальчик! Если его мать погибнет на эшафоте...
— Он ничего не узнает, — пообещал барон. — Мы возьмем его с собой в Курси и вырастим из него... садовника! Ухаживать за салатом и выращивать розы никому не может надоесть, и к тому же деятельность садовников не подпадает под действие закона. Но это дело будущего, а пока я поспешу в Лувр. Вы правы, Лори: мне необходимо поговорить с королем. Заодно я повидаю мадам де Гершевиль и скажу ей, что сегодня утром вы плохо себя чувствовали.