— Неужели оставим даже старого брюзгу де Сюлли?
— Его в первую очередь! Не забывайте, что у него ключи от сокровищницы! Когда ему нечего будет хранить, он и сам уйдет!
Получив необходимые наставления, Мария направилась к залу Совета, где ее уже дожидались Вильеруа, Жонен, Брюлар де Сийери, д'Эпернон и «брюзга» де Сюлли — словом те, кого в самом скором времени будут называть «старикашками» и одного за другим отправят в отставку. С королевой ушли мадам де Гершевиль и господин де Шатовье, почетный кавалер охраны, который присоединился к ним в прихожей. Кончини остался в королевских покоях.
Полюбезничав немного со стайкой фрейлин, до той поры словно бы замороженных, а теперь как будто проснувшихся, Кончини направился к Лоренце, сидевшей возле старой, наполовину глухой графини дю Со. Не желая, очевидно, чтобы все остальные поняли, о чем пойдет речь, он продолжал говорить по-итальянски:
— Какое несравненное удовольствие наконец-то увидеть вас, госпожа баронесса де Курси! Я уже так давно дожидаюсь этой минуты!
— Неужели? Не вижу для этого причины.
— Потому что вы едва со мной знакомы. Вернее, вовсе не знакомы! Иначе бы вы не сомневались, что видите в моем лице не только земляка, не только искреннего поклонника вашей красоты, но и друга.
— Друга?
— Конечно! Вспомните нашу первую встречу в коридоре на третьем этаже Лувра! У меня — увы! — не было иллюзий относительно чувств нашей дорогой государыни по отношению к вам, и я с глубочайшей печалью вынужден был наблюдать за крестным путем, которым вас вынудили пройти. Я был тем более удручен, что не в силах был вам помочь.
— Не вижу никаких оснований для того, чтобы вы помогали мне, — холодно ответила Лоренца. Этот человек с каждой минутой становился ей все более неприятным, к тому же густой и сладкий запах его духов вызывал у нее чуть ли не тошноту.
— Я назову вам причину: кроме того, что мы оба родились во Флоренции, царице всех городов, я еще почтительный обожатель всех прекрасных творений и живо чувствую боль, когда на них посягают.
— Разве вы не доверенное лицо королевы? Почему же вы не подсказали ей помиловать меня, когда меня отправляли на эшафот?
Кончини выразил на лице крайнюю степень огорчения, гримаса его показалась Лоренце весьма комичной, а он с тяжким вздохом продолжал:
— Я бы охотно сделал это, но вы заблуждаетесь, думая, что в то время я имел хоть какое-то влияние на королеву. Лоренца, такой возможностью обладает моя жена, но она так ревнива... Из всего этого вы можете сами сделать вывод. Теперь все переменилось.
— Ваша жена перестала ревновать?