Он рассказал ей, как его разукрасили с ног до головы белыми и охряными полосками.
Она предупреждала его, что дружба аборигенов никогда не бывает «чистой». Они ведь всегда смотрят на белых как на «средство». Раз он стал «одним из них», ему придется делиться с ними всем.
— Они отберут у тебя «фольксваген», — сказала ему она.
Он повернулся к ней с насмешливо-презрительной улыбкой и ответил:
— Думаешь, я расстроюсь?
Другие страхи она держала при себе. Она опасалась, что, раз ты повязан, то повязан навсегда: неважно, вступил ли ты в тайное общество или в шпионскую организацию, — отныне за каждым твоим шагом будут наблюдать. В Гроте Эйландте — месте, где она работала до этого, — она знала одного молодого антрополога, которого посвятили в обрядовые тайны. Потом, когда он опубликовал эти тайны в своей диссертации, его стали преследовать мигрени и депрессии — и он смог жить лишь за пределами Австралии.
Лидия уговаривала себя не верить всяким историям про обречение смерти «указанием костью» и про колдунов, которые песнями навлекают на человека погибель. Однако у нее была мысль, что аборигены с их устрашающим бездействием, тем не менее держат Австралию за глотку. Была какая-то жуткая сила в этих с виду пассивных людях, которые простое сидели, наблюдали, ждали и манипулировали чувством вины белого человека.
Однажды, после того как Грэм отсутствовал целую неделю, она спросила его напрямую:
— Так ты хочешь учить — или не хочешь?
Он сложил руки.
— Хочу. Да, — ответил он с невероятным нахальством. — Но не в школе, которой заправляют расисты.
Она раскрыла рот от изумления, хотела уже заткнуть уши, но он неумолимо продолжал говорить. Образовательная программа, заявил он, систематически стремится уничтожить культуру аборигенов и силком затащить их в рыночную систему. Что нужно аборигенам — это земля, земля и снова земля, — ступать на которую не имеет права ни один европеец.
Он разглагольствовал еще долго. Лидия почувствовала, как ответ уже вертится у нее на языке. Она понимала, что не следует произносить этих слов, но они сорвались непроизвольно:
— В Южной Африке всему этому уже придумали название — апартеид!
Грэм вышел из ее дома. С того дня разрыв был полным. Теперь непрерывный «бам-бам», долетавший по вечерам оттуда, где репетировал оркестр, казался ей чем-то грозным и зловещим.
Она могла бы доложить о его поведении начальству. Она могла бы сделать так, чтобы его уволили. Вместо этого она взвалила на себя всю его работу и сама повела оба класса. Иногда, приходя в класс, она видела на доске выведенные мелом слова: «Лидия + Грэм = любовь».