— Какой лес?
— Ель… Лиственницу…
— Очень убедительно! А какой пилой?
— Электрической.
— Какой марки, болван?
— Уже не помню.
— Совсем неубедительно, — заключил он. — Что-то я тебе не верю.
Аркадий протиснулся через дверь, он нес куски мяса. Белым полиэтиленовый пакет был закапан кровью. Хэнлон взял пакет открыл и понюхал.
— Ага! Вот так-то! — усмехнулся он. — Наконец-то настоящее красненькое мясцо!
Он встал, зажег газовую конфорку, вылил на сковороду немного масла из старой банки из-под краски и положил жариться три куска.
— Эй, ты! — обратился он ко мне. — Подойди сюда, потолкуй с поваром.
Жир уже зашкворчал, и он начал ворочать мясо лопаткой, чтобы не пригорало.
— Значит, книжку пишешь?
— Пытаюсь, — ответил я.
— А почему бы тебе не писать твою книжку прямо здесь? Мы бы с тобой вели поучительные беседы, а?
— Почему бы нет, — неуверенно произнес я.
— Арк! — крикнул Хэнлон. — Последи-ка минутку за мясом, а, малыш? Я покажу этому книжнику квартиру. Эй! Пойдем-ка со мной!
Он сбросил полотенце на пол, натянул шорты и всунул ноги и шлепанцы. Я вышел вслед за ним на солнечный свет. Ветер усилился, теперь он взметал вдоль дороги рыжие клубы пыли. Мы прошли сквозь заросли тамарисков и подошли к скрипучему эвкалипту, под которым стоял караван.
Он открыл дверь. Внутри пахло какой-то дохлятиной. Окна были опутаны паутиной. На постели лежало скомканное рваное и грязное белье. Кто-то пролил томатный соус на стол, и вокруг пятна роились муравьи.
— Уютное гнездышко! — защебетал Хэнлон. — Умеренная плата! А дерево можно смазать, если тебе скрип будет мешать.
— Очень мило, — сказал я.
— Но все-таки недостаточно мило, да?
— Я этого не говорил.
— Зато подумал! — прошипел он. — Конечно, здесь можно все обеззаразить. Можно и тебя заодно обеззаразить!
Он с шумом захлопнул дверь и поплелся обратно в свой дом.
Я некоторое время послонялся по двору, а когда снова вошел в дом, бифштекс был готов. Хэнлон вдобавок пожарил шесть яиц и уже собирался подавать все это на стол.
— Обслужи сначала Его Светлость! — сказал он Аркадию.
Он отрезал три ломтя хлеба и поставил на стол бутылку с соусом. Я ждал, когда он сядет. Стояла невыносимая жара. Я поглядел на кусок мяса и на яичные желтки.
Хэнлон, казалось, целую минуту буравил меня взглядом, а потом сказал:
— А ну-ка запускай свои паршивые клыки в этот бифштекс!
Мы ели молча.
Хэнлон придерживал свой бифштекс сухой рукой, а здоровой рукой нарезал его на кубики. У его ножа было зазубренное лезвие и пара загнутых зубцов на кончике.
— Да что он о себе воображает? — обратился он к Аркадию. — Кто просил его совать сюда свой сопливый аристократский нос?