Она была так умна и настолько привыкла подниматься выше любой неприятности, что просто отказывалась признаваться — и себе, и другим, — что нервы ее на грани истощения и срыва.
Во время урока она вышла из класса, чтобы ответить на звонок матери из Мельбурна: та заболела. Когда Лидия вернулась, то оказалось, что ребятишки запустили руки в банку с зеленой краской и размазывали ее по стенам.
— Хорошо еще, на этот раз они не нагадили на парты, — вздохнула она. — Бывало и такое!
Ее сыновья, Ники и Дэвид, играли своими чернокожими друзьями в школьном дворе. В одних трусах, перепачканные с ног до головы, они раскачивались, как обезьянки, на надземных корнях фигового дерева. Ники, вне себя от возбуждения, кричал матери непристойности и высовывал язык.
— Я тебя утоплю, — крикнула она ему в ответ.
Стоя в дверях, она вытянула руки вперед, словно для того, чтобы не дать нам войти, а потом сказала:
— Входите же. Входите. Я сама не своя.
Она остановилась посреди класса: хаос будто парализовал ее.
— Давайте устроим костер, — предложила она. — Единственное, что можно придумать, — запалить костер и все это сжечь.
— Сжечь, а потом начинать все сначала.
Аркадий принялся утешать ее, говоря с теми гулкими русскими интонациями, которые он обычно приберегал для женщин, когда нужно было их успокаивать. Потом Лидия подвела нас к листу фибрового картона, к которому были пришпилены рисунки ее учеников.
— Мальчишки рисуют лошадей и вертолеты, — сказала она.
— Но чтобы они хоть раз нарисовали дом? Никогда! Только девочки рисуют дома… и цветы.
— Любопытно, — сказал Аркадий.
— Вы на эти поглядите, — улыбнулась Лидия. — Забавно, правда?
Это была пара рисунков пастелью: на одном изображалось Чудище-Эму со свирепыми когтями и клювом. Другой изображал волосатого «Обезьяночеловека» с полной пастью клыков и сверкающими желтыми глазами, похожими на автомобильные фары.
— А где Грэм? — неожиданно спросил Аркадий.
Грэм был помощником Лидии. Это был тот самый юноша, c которым я столкнулся в Эллисе, когда выходил из мотеля.
— Ой, даже не говори мне про Грэма! — содрогнулась Лидия. — Я знать ничего не хочу про Грэма. Если еще кто-нибудь опять произнесет имя «Грэм», я за себя не ручаюсь.
Она сделала очередную отчаянную попытку навести чистоту на одной из парт, но потом остановилась и сделала глубокий вдох.
— Нет, — сказала она. — Бесполезно! Лучше я завтра утром этим займусь.
Она заперла двери, кликнула своих мальчишек и заставила их надеть футболки с «Космическими Пришельцами». Ноги у них были босые. Они неохотно поплелись за нами следом, но по дороге росло столько колючек, а на земле валялось столько битого стекла, что мы решили понести ребят на закорках.