– Давай «шлемку», – возбужденно сказал Галя.
– Смотри, пробку не сожги, – озабоченно произнес Вика. – У меня другой нету. Сожгешь – будешь своим пальцем или «балабасом» дырку закрывать…
– Не ссы и заткнись. Лучше давай мешай, а то прилипнет.
Пока Галя водил вокруг дна «шлемки» импровизированным факелом, Вика принялся помешивать черенком «весла» кровь с луком, отчего по камере через некоторое время поплыл характерный запах жареного. Вика сглотнул подступившую слюну.
* * *
– Чуть было не потеряла… еще чуть-чуть… и было бы поздно, – шептала Ксения. Она семенила по снегу в своих разваливающихся тапочках, с трудом удерживая равновесие, поскольку еще не до конца отошла от обморока. Одной рукой она поддерживала ящик с пожертвованиями, другой крепко сжимала кожаный мешочек.
– На этот раз я найду прочнее веревку. О да, будь уверена, – нараспев проговорила старуха. Ее пальцы сжались с такой силой, что костяшки пронзила боль. А может, не веревку, а проволоку?! – Судьба дарует нам желаемое тогда, когда мы уже научились без него обходиться, – пробормотала она.
У этой девочки, что была в доме, проблемы. Она сразу это поняла, хотя видела ее лишь доли секунды. И Ксения не могла допустить, чтобы этот дом постигла участь ее семьи. Пусть эта странная девочка и ее семья сами решают свои неурядицы. А ОНА останется с нею. До самой смерти. Вот только вместо веревки она возьмет крепкий кожаный поводок для собак. И уж тогда точно ОНА не потеряется…
Ксения вспомнила табличку на доме, и страх вновь разлился внутри нее ядовитой жижей. Это ведь раньше был ЕЕ дом. И не узнать его не могла, даже ночью, зимой. Но ведь когда она обходила другие дома, то почему-то не узнала его. Теперь поняла почему. ОНА хотела вернуться домой, там, где все и началось, и руками Ксении чуть было не довела свой замысел до конца.
Странно, но сейчас ОНА вела себя на удивление тихо. В памяти Ксении еще не стерлись события тех лет, когда все только началось. Только ее каждодневные молитвы смогли усмирить эту нечисть. Сейчас ОНА редко давала о себе знать, но иногда неожиданно ночью мешочек начинал вибрировать, издавая странное похрустывание, словно кто-то медленно ступал тяжелыми ботинками по пожухлой листве… Сквозь микроскопические поры старой кожи начинал куриться красноватый дымок, а мешочек нагревался до такой степени, что оставлял на костлявом запястье Ксении глубокие ожоги, которые не заживали месяцами. При этом на самом мешке никаких следов не оставалось. Ксения покорно обкладывала раны на руках травами и тихо молилась, и ОНА на время замирала, словно погружаясь в глубокую спячку.