— Вот мы и поквитались, а так как теперь уже поздно, то не разойтись ли нам и не лечь ли спать?
— Сегодня ночью вам не спать на своей постели, милорд Коллингвуд, — мрачно отвечал Пеггам, понижая голос, как будто он боялся, что его слова услышит кто-нибудь посторонний.
— Что вы хотите сказать? — спросил адмирал, на которого торжественный тон бандита произвел сильное впечатление.
— Я хочу сказать, — невозмутимо продолжал старик, — что если б вы в полночь уплатили Надоду условленную сумму, то погибли бы оба — и вы, и он. Я хочу сказать, что мое письмо, задержав уплату, спасло вас на некоторое время. Я хочу сказать, наконец, что пришел сюда охранить вас от самой страшной опасности, какой вы когда-либо подвергались.
— Объяснитесь, ради Бога.
— Вы, вероятно, подумали, что я пришел только для того, чтобы помешать Надоду убежать в Америку с деньгами, принадлежащими нашему товариществу?
— Как! Вы это знаете!.. — пролепетал Надод.
— Я все знаю. От меня ничто не укроется, — подтвердил ехидный старик, злобно хихикнув. — Да, милорд? Вы это самое подумали? Ну-с, так вы очень и очень ошиблись, позвольте вам доложить. Я бы не стал себя беспокоить только для того, чтобы удержать в Англии нашего милого Надода, как ни драгоценны для нас его услуги. «Оса» — наш корабль. Он идет в Америку как будто для закупки сахара, но на самом деле для того, чтобы составить там список кораблей с особенно богатым грузом. Эти корабли мы собираемся ограбить, не дав им дойти до Англии. Я тем легче допустил бы отъезд Надода, что у капитана «Осы» не было денег для уплаты за сахар. Капитану я сказал вот что: «В самую последнюю минуту на корабль явится Надод, записавшийся пассажиром под вымышленным именем. С ним будут наши деньги, счетом два с половиной миллиона франков. Вот вам записка. Через два дня после отплытия отдайте ее Надоду». Записка была недлинная — всего две строчки такого рода: «Сим предписывается Надоду закупить четыре тысячи мест сахара и лично доставить груз в Англию». Подписана записка была «Пеггам». Я был уверен, что встречу беспрекословное повиновение. Не так ли, Надод? Ведь Пеггаму нельзя не повиноваться.
— Черт! Дьявол! — бормотал огорошенный Надод.
— Но все-таки я бодрствовал. Вы спали, проявляя самую непростительную беспечность, а я бодрствовал. Право, господа, вы оба люди преудивительные… Как! Вы убили отца, брата, утопили сестру с детьми — у кого? У железного человека, которого прежде звали Ингольфом Непобедимым, капитаном Вельзевулом, а теперь зовут Фредериком Бьёрном, герцогом Норландским!.. Вы это сделали (не будем спорить о доле участия каждого из нас в этом деле) и могли думать хоть одну минуту, что этот человек не будет всюду следовать за вами, как мстительная тень, что не будет высматривать каждый ваш шаг, не окружит вас тучей шпионов! Вы могли думать, что он не составит какого-нибудь ловкого и смелого плана для того, чтобы жестоко вас покарать!.. Признаться, я никак не могу допустить подобной наивности. Нет, вы, вероятно, говорили себе: «Если этот человек на нас нападет, мы будем защищаться»… Ведь не далее как сегодня вечером три его лазутчика убили тридцать наших в таверне «Висельник»…