Таинственный незнакомец. — Отчаянный крик в скоге. — Нападение медведя. — Совиный крик в необычное время.
В ТОТ ВЕЧЕР, КОГДА «РАЛЬФ» ТАК УПОРНО боролся с разъяренным морем, грозившим его поглотить среди опасных рифов норвежского берега, буря свирепствовала и на суше, хотя и не с такой яростью.
Незадолго до заката солнца пожилой джентльмен лет шестидесяти, с гордым, барским лицом, с манерами человека, привыкшего повелевать, вышел из Розольфского замка на опущенный для него подъемный мост.
На старике был черный бархатный камзол и короткие, бархатные же панталоны. Тонкие нервные ноги его были обтянуты шелковыми чулками модного в то время цвета испанского табака и обуты в низкие открытые башмаки. Костюм дополняла шапочка из меха чернобурой лисицы с ярко сверкавшим бриллиантом с голубиное яйцо величиной и ценностью в два миллиона ливров, а сбоку висел, как знак высокого сана, короткий и широкий норвежский меч с рукоятью, осыпанной драгоценными камнями.
Этот старик, одетый с такой пышной простотой, был не кто иной, как Харальд XIV, герцог Норландский, глава рода Бьёрнов. С тревогой посмотрев на непогожее небо, он приложил к губам золотой свисток, висевший на такой же цепочке, прикрепленной к пуговице камзола, и резко свистнул. Свист этот гулко повторили сумрачные своды замка.
Почти моментально появился слуга.
— Где мои сыновья, Грундвиг? — спросил владелец замка. — Неужели в такую погоду, в такой сильный ветер они вышли в море? Не может быть!..
— Ваша светлость, — залепетал слуга, — разумеется, они не позволят… я полагаю, что нет… впрочем, припоминаю: они изволили отбыть в ског на оленью охоту.
— Нескладно рассказываешь, Грундвиг: путаницу несешь, — строго заметил герцог. — Говори правду, где молодые господа?
— Ваше высочество! Надо полагать, они меня провели, намекнув, что отправляются в ског охотиться, потому что «Сусанны» нет в фиорде.
— Ах, они безумцы, безумцы!.. Вечно в море, в любую погоду! Когда-нибудь оно поглотит их, как поглотило их дядю Магнуса.
— Моих советов они слушать не желают, — с горечью произнес старый слуга, — и лишь все больше и больше сторонятся меня. Бывало, они шагу без меня не делали, а теперь говорят, что для мореплавания я слишком стар…
Верный Грундвиг смахнул навернувшуюся слезу и продолжал с усилием:
— Умоляю вас, ваша светлость, не поручайте мне больше присматривать за ними. Мне с ними не справиться. Сами посудите: погода ужасная, наверняка разбушевался мальстрем, а они в море — и я не с ними, не могу помочь им своей опытностью. Если с ними случится беда, я не переживу… О, ваша светлость! Ради Бога, запретите вы им сами так шутить с опасностью… Когда я не буду больше мешать им своими советами, они станут обращаться со мной по-прежнему, и я буду сопровождать их всюду, как Гуттор… Счастливец!