— Упаси меня, Аллах, чур не меня, — залепетал Тахир-мулла. — Если это так, то твой сын — сатана…
— Да, это так, — согласился Берек-хан. — Есть в нём что-то такое… Давайте скажем ему, уважаемые, спасибо, что не привёз губернаторскую жену в Арзгир. Тогда бы не одному Арслану пришлось бежать в Крым, но и всем нам… Я думаю, уважаемые, самое лучшее лечение для моего сына — это свадьба и объятия молодой девушки. Он станет мужем, отцом семейства, и тогда дух его окрепнет настолько, что он сможет устоять не только перед губернаторшей, но и перед самой царицей. Давайте оставим разговор о болезни, будем готовиться к свадьбе…
Начались хлопоты. Джигиты поехали в отары, к чабанам, пригнали в Арзгир не меньше сотни овец. Берек-хан, но обычаю, роздал всем родственникам невесты по одной овце, по мешочку с орехами и по ящику конфет и печенья, которые он купил ещё на Святом Кресте у маркитантки и привёз на верблюдах в Арзгир. Знал, что настанет день женитьбы сына. За день до свадьбы всё было готово к тою[13]: слеплены из глины печи — тамдыры для выпечки чурека, поставлены на треножники огромные котлы для шурпы и плова, привезён камыш для топки. Жених примеривал новую атласную рубаху, подвязывал кушак, надевал папаху и сапоги. А в другом конце аула наряжали невесту — Наргуль. Подруги подгоняли свадебное платье, смеялись и пугали женихом — всё-таки ханский сын, да ещё в Крыму побывал и с самой губернаторской женой знался. Наргуль, щупленькая девочка с едва наметившимися грудками, вела себя степенно, как взрослая, и тем ещё больше вызывала смех и веселье. Мать невесты покрикивала на подруг дочери, называла бесстыдницами, но делала это без всякой злости, а по обычаю. И по обычаю, едва разошлись подружки, завела заунывную песенку «Айдым»:
— Ой, доченька, кровинка моя, уходишь от нас навсегда в чужой аул…
Нияз-бек сразу же одёрнул жену:
— В какой такой чужой аул?! В своём же ауле в будут жить молодые, думай, о чём говоришь!
Жена только рукой отмахнулась и продолжала:
В чужом ауле злые собаки будут кусать тебя, дитя моё.
В чужом ауле лошади залягают тебя, дитя моё.
В чужом ауле коровы забодают тебя, дитя моё.
Не смотри, дочь моя, в колодец, чтобы тебе не стало дурно —
Закружится голова — упадёшь в колодец…
— Вот глупая женщина! — не на шутку рассердился Нияз-бек. — Твою дочь все собаки в ауле знают — ни одна не тронет, а колодцев совсем в ауле нет, и падать не в чего! Речка у нас в ауле рядом с кибитками течёт, о ней пой, глупая женщина!
— Отвяжись, не жужжи, как муха! — отмахнулась жена, гладя по голове Наргуль. — Не слушай его доченька, я пою так, как прабабка твоя и бабка пели…