— А кто же спрячет драгоценности? — забеспокоился Али-Кули.
— Их спрячут сами индийцы, которых мы взяли с собой. Когда они сделают своё дело, мы их уничтожим.
Наступали сумерки. Караван из десяти слонов и верблюдов подходил к Келату. Высокая тумбообразная гора словно марила над зелёной лавиной. Она вздымалась над кишлаками, лежащими по берегам реки, на восемьдесят с лишним гязов[32]. Только две дороги вели к вершине, где над обрывом стояла крепость. Но подъём был так крут, что слоны подняли рёв и встали, как вкопанные. Пустили вперёд верблюдов, а тюки и ящики со слонов заставили нести пленных рабов. Шаг за шагом передвигали они поклажу по каменистой дороге. Надир-шах не стал дожидаться пока сокровища поднимут на вершину — уехал с племянником и личной охраной в Келат, заночевал в крепости. Проснулся он на рассвете от ружейной стрельбы, разносившейся эхом вдоль гор. Надир-шах прислушался и спокойно зевнул, догадавшись, что это гуламы стреляют в пленных рабов, чтобы навеки скрыть тайну индийского клада…
После отъезда отца в Келат Реза-Кули-мирза несколько дней не заходил к жене, надевшей траур. Из её покоев то и дело доносился плач, и служанки, беспокойно переговариваясь между собой, бежали к ней в опочивальню. Реза-Кули-мирзу её плач заставал в те минуты, когда он принимал какого-нибудь земиндара[33] или имама[34]. Просители настораживались, а он мучительно кривил губы, словно за сердце его кусал скорпион, и думал: «В конце-концов ома доведёт меня своими воплями до сумасшествия. Надо заткнуть ей рот!»
В один из дней, когда из спальни жены донеслось: «О, Тахмасиб, о, брат мой родной!», мирза, полный гнева, решительно вышел из комнаты и зашагал к опочивальне жены. Рванул на себя дверь, влетел в комнату.
— Мерзкая обезьяна! — закричал он в бешенстве. — Ты почему так орёшь?! Вот уже целый месяц из-за тебя я не могу спокойно встречать гостей. Если не прекратишь свои вопли, прикажу бросить в подвал и пустить туда мышей!
— О, Аллах, послушай, что он говорит! Какую кару готовит мне это отродье жалких кырклу?! Она сами недавно слезли с деревьев и уже называют божественных сефевидов, возраст которых три миллиона лет, мерзкими обезьянами! — Принцесса закричала в истерике и заломила руки над головой.
— Замолчи, или я тебя выброшу в окно! — теряя терпение, кинулся к ней мирза. Но стоило ему сделать несколько шагов, как принцесса схватила с низкого столика вазу с цветами и запустила в мужа:
— Паршивый негодяй, сын зверя в облике человека! — вновь закричала она. — Шах Тахмасиб отдал Надиру всю державу, оставив для себя лишь жалкий клочок земли, а теперь и того лишился! Что за лютость?! Что за зверства! О, неблагодарный Надиров род!