С пристани Татищев отправился в дом губернатора, Дом был деревянный, огорожен деревянной стеной о двумя воротами — спереди и сзади. За высоким частоколом посреди двора стояла домовая церковь. Князь Голицын, приглашая нового губернатора в дом, охотно показывал:
— Тут для тебя, Василий Никитич, хоромы — не хуже московских. Сам бы век в них жил, да обстановка не позволяет.
— Зачем же ты, князь, напросился в Персию, или там лучше? Думаешь, шах Надир по головке тебя станет гладить и потакать во всём? Он зол, как тигр лютый…
— Ах, Василий Никитич, разве нами самими определяется судьба наша? — сокрушённо развёл руками Голицын. — Во дворце царском виднее, кого куда послать…
Татищев отворял двери и разглядывал пустые комнаты. Были они велики и светлы. А из большой залы, со многими окнами, представал красивый вид на город в его окрестности. Направо от ворот в крепость стояло каменное здание — в нём размещалась губернская канцелярия. Там на огромной площади лежали верблюды и стояли лошади. Приезжие татары, калмыки, туркмены, армяне ожидали приёма губернатора.
Голицын усадил Татищева за стол, слуги подали венгерское и фрукты заморские. Василий Никитич спросил!
— Цитровые, небось, персы завезли?
— А кто же ещё! — с готовностью подхватил Голицын. — Тут такая процессия через Астрахань прошла. Все караван-сараи и гостиный двор были забиты заморсними гостями. Жаль, Василий Никитич, не поспели вы к столь пышным празднествам! Четырнадцать слонов, пригнанных два года назад из Индии, прислал Надир, шах в дар русскому императорскому двору. Наряженные мостодонты с крытыми теремами на спинах, с погонщиками в страусиных перьях шествовали по улицам. Посольство шаха в шелках и бриллиантах по гостиному двору расхаживало. Дивились иноземцы, сколь бедна Астрахань. Приём у меня был, как же иначе. Эта вот зала, в какой сейчас сидим, была переполнена. Посол шахский, мирза Джелюль, вот как ты сейчас, напротив меня сидел, с толмачом, расспрашивал его обо всём, а особливо о принцессе Елизавете. О регентше ни слова, словно её и нет вовсе. Спрашивал посол, какова Елизавета собой, да сколько годов ей, да была ли венчана. Думал я, уж не хотят ли персы обвенчать её да увезти в гарем Надир-шаха. Кстати, об этом же судачила вся Астрахань, да и по сей день о сватовстве дочери Петра люди толкуют.
— Чушь собачья. — Татищев шмыгнул носом и цинично засмеялся. — После Бутурлина и сержанта Шубина Надир-шаху делать нечего с Елизаветой… — Оба рассмеялись в один лад, и Голицын прибавил:
— Не знаю, сладилось ли дело у Надир-шаха с Елизаветой, но у слонов шахских бунт произошёл. Сказывал мне на днях курьер из коллегий иностранных дел, прибывший в Астрахань, осердились де слоны-самцы, требуя самок, сорвались с цепей и пошли по улицам, громя всё подряд. Один ворвался в сад, изломал деревянную изгородь и бежал на Васильевский остров. А там разорил чухонскую деревню. Вот любовь до чего доводит!