ПРОЛОГ. УХОД СТРАЖА СМЕРТИ (I)
Старость — это остров, окруженный смертью.
Хуан Монтальво «О Прекрасном»
1
Никто — и уж тем более доктор Литчфилд — не пришел к Ральфу Робертсу и не сказал, что его жена умирает; в конце концов Ральфу все стало ясно и без слов. Время между мартом и июнем показалось ему бесконечным, суетным кошмаром — утомительна долгие беседы с врачами, нескончаемая вереница вечеров, проведенных у изголовья Кэролайн в клиниках, несметное количество поездок в лечебные центры других штатов для проведения специальных обследований (слава Богу, что хоть стоимость всех этих вояжей покрыла медицинская страховка Кэролайн), собственные изыскания в публичной библиотеке Дерри: сначала в поисках ответов на то, что специалисты могли проглядеть, затем просто в поисках надежды на ту последнюю соломинку, за которую можно было бы ухватиться.
Эти четыре месяца ассоциировались в сознании Ральфа с пьяным угаром какого-то безумного карнавала — катающиеся на карусели вскрикивают от неподдельного ужаса, блуждающие в зеркальном лабиринте, в его недрах, а обитатели Аллеи Ужасов фальшиво улыбаются, но в их глазах застыл жуткий страх. Ральф начал замечать все эти вещи в начале мая, с приходом же июня стал понимать, что так называемые светила медицины — лишь жалкие знахари, а хор подбадривающих уверений уже не мог скрыть того факта, что из громкоговорителей доносится похоронный марш. Это был карнавал, все правильно — карнавал погибших душ.
В начале лета 1992 года Ральф продолжал отгонять от себя страшные видения — и еще более ужасную мысль, кроющуюся за ними, — но по мере того, как июнь уступал место июлю, делать это стало практически невозможно. Над центральным Мэном распласталось самое жаркое лето начиная с 1971 года, и Дерри кипел в котле подернутого дымкой солнца, влажности и дневной температуры, превышающей 90 градусов по Фаренгейту. Городок — даже в лучшие свои времена вряд ли претендующий на титул суматошного мегаполиса — впал в полнейший ступор, и именно в этой тишине Ральф Робертс впервые услышал постукивание посоха Стража Смерти и понял, что в промежутке между прохладной зеленью июня и прожаренной неподвижностью июля слабенькие шансы Кэролайн превратились в ничто. Ей суждено было умереть. Может быть, не этим летом — врачи уверяли, что у них в запасе еще осталась парочка трюков, и Ральф не сомневался в этом, — но уж осенью или зимой наверняка. Его давний и верный друг, единственная женщина, которую он беззаветно любил, умирала.
Он пытался отбросить саму мысль о возможности подобного, называя себя отвратительным старым идиотом, но в задыхающейся тишине этих длинных знойных дней Ральф всюду слышал приближающееся постукивание неотвратимого — казалось, даже от стен исходило дыхание смерти.
