Тут, легок на помине, подошел Алексей Никифорович. Никогда я не заводил любимчиков, но к этому офицеру питал живейшую симпатию. В один год с ним из Киевского университета выпустился мой шурин Аркадий. Он в ту пору служил на Балканском театре, военным хирургом. Я написал шурину, что под моим началом оказался его товарищ по курсу, но Аркадий ответил, что, увы, не помнит его. То был человек во всех отношениях замечательный. Превосходно образован, выдержан, обязателен. Он был крепкого сложения, энглизированный, тонкий в талии брюнет среднего роста.
«Что, тиф у Синцова?» — с досадой спросил я.
«Владимир Александрович, солдаты восьмую неделю без бани, — ответил Алексей Никифорович, адресуя укоризну не мне, но отвратным обстоятельствам. — Спят на земле, завшивели безбожно. Что ж тут удивляться тифу?»
«Отобьем Кизил-Тапу — будет передышка, — нарочито уверенно сказал я. — А требования на палатки я в интендантское управление шлю пятую неделю. Сукины дети, не ковры ж хорезмские требую — двадцать палаток!»
Пойдя к брустверу, я остановился, закуривая папиросу, и слышал разговор Алексея Никифоровича с Лебедевым.
«Охотники не ели?»
«Голодными веду. Злые как черти. Ох уж эти ваши премудрые теории, Алексей Никифорович!»
«Это, Лебедев, не теории, а опыт. В случае ранения в живот вероятность выжить гораздо выше, когда желудок и кишечник пусты. Спросите доктора Гоглидзе — как он давеча у Терещенко перловку выскребал из брюшины. Да, и вот еще: дайте охотникам водки перед делом».
«Чует мое сердце, что не откажутся».
«Дайте немного, два-три глотка. — Алексей Никифорович протянул подпоручику баклагу. — Но не сейчас, а когда полезете на батарею».
«Алычовая, славно… И сам причащусь. А то, признаюсь, нервничаю перед делом».
«Вы в рукопашных бывали?»
«В деле при Карсе».
«Ах, ну да. Центральный люнет. Вишняк, чертяка, тогда отличился… Что за револьвер у вас? “Смит-энд-Вессон”?»
«Кольт».
«Хорошо. За нож не беритесь, это штука хитрая, вы этого не умеете. Ежели угодите в свалку, то берегите шею и живот. С богом, Лебедев».
— А дальше очень интересно получается, — сказал Гена и поставил перед Бравиком дымящуюся кружку. — Вот именно что роман Пикуля. С апреля 1877-го по январь 1878-го полк передислоцировался от Ардагана к Карсу, а затем к Эрзеруму. Все это время полк интенсивно воевал и нес большие потери. Времена были жуткие, доантибиотическая эпоха. Две трети раненых погибали от септических и гангренозных осложнений. Имеретинский полк вел непрерывные бои и сохраниться мог только при условии своевременного пополнения. А пополнений он не получал, Юферев упоминает это обстоятельство неоднократно. Все пополнения направлялись в Кобулетский отряд, там сложилось наиболее тяжелое положение. И тем не менее Имретинский полк сохранил семьдесят процентов личного состава.