— Война есть война. Пропасть бесследно мог не то что человек — полк.
— Это при коммуняках полки пропадали, а в те времена…
— Да не идеализируй ты те времена, ради бога. Усатые чудо-богатыри и интеллигентные офицеры, игравшие на роялях… Трогательная белогвардейщина.
— Говори что хочешь, но человек исчез. Был, и нету.
— Ерунда. Ты надергал с сайта документов и теперь разводишь конспирологию. Шкуренко твой мог отбыть в родовое имение или помереть от пневмонии. А ты думал, что в Главном военном архиве зафиксирован каждый чих? — Бравик пренебрежительно махнул пухлой ладонью. Потом он, словно вспомнив о чем-то, спросил: — Кстати, а как он выглядел?
— Юферев пишет «энглизированный». Фигура гимнаста и нос с горбинкой. Еще я нашел в «Хрониках» ту фотографию, которую мы вчера открыли.
И Гена подал Бравику распечатку. Понизу изображения шла строчка:
Военные лекарi 40-й пехотной дiвизии Карского Отряда Русскихъ Войскъ.
Когда они спустились к машине, Бравик похлопал по карманам и сказал:
— Черт, забыл футляр от очков… Дайка ключ, я быстро.
Гена дал ему ключ от квартиры, а сам завел двигатель и стал протирать стекла. Бравик поднялся на восемнадцатый этаж, открыл дверь, прошел на кухню и взял со стола распечатку страницы с фотографией врачей сороковой дивизии. Там, приосанившись, застыли люди в мундирах. Крайний во втором ряду был снят в профиль. Лицо еле угадывалось, фотография выцвела еще за десятки лет до того, как ее отсканировали в Главном Военном архиве. Бравик снял очки и, озабоченно сопя, рассмотрел распечатку. Потом он сложил лист вчетверо и спрятал во внутренний карман пиджака.
* * *
— Ты зачем поднимался? — спросил Гена, выехав на Котельническую набережную.
— Забыл футляр от очков.
— Ничего ты не забыл.
— Хотел еще раз взглянуть на врачей.
— И что?
— Так, догадки.
— Скажи-ка, а чем это Вовка так пугал Шевелева?
— Пугал?
— Шевелев сказал тебе, что Вовка иногда его просто пугал.
— Он пугал Шевелева своими дикими выходками.
— Чушь. Я в жизни не видел человека уравновешеннее, чем Вова.
— И тем не менее.
* * *
Шевелев подлил Бравику чаю и сказал:
— Я Вову знал неплохо. Мы познакомились в восемьдесят седьмом, в Шхельдинском альплагере. За ним всякое водилось, человек был непростой. А иногда просто с цепи срывался. Я только ему мог такое оставить без последствий.
— Не понимаю. Володя был уравновешенным человеком.
— Это точно — уравновешенным. Но выходки допускал совершено дикие.
* * *
Солнечным февральским днем, стоя у верхней опоры чегетской однокреселки, Шевелев пристегнул лыжи к рюкзаку и стал медленно подниматься к «Балде». Всю ночь шел снег, теперь «Балда» пышно белела, на ней еще не было ни одного следа. Внимательно рассматривая северный цирк, Шевелев медленно шел наверх.