«Экзартикуляцию локтевого сустава, господин капитан, — откликнулся Гоглидзе. — Дренирую рану всякий раз. Васютович, ты полоски заспиртовал?»
«Точно так, Ираклий Гедеванович, — ответил санитар, забрасывая в мешок окровавленные разрезанные сапоги. — Ленточный дренаж помещен для стерилизации в спиритус вини».
«А спиритус вини некоей частью своей помещен в Васютовича, а после разбавлен ашдвао, дабы не видно было недостачи», — проворчал Соснин.
Шкуренко сказал: «Федор Андреевич, я сейчас поработаю с Коростылевым на сортировочной площадке, а после помоюсь. Вы покуда оперируйте этого, а на осколочное грудной клетки я встану к вам на крючки». «Занятный у вас там, в Киевском университете, жаргон, Алексей Никифорович», — добродушно сказал Ежов, склонившись над Шиловым. «Во всяком университете свой жаргон, Федор Андреевич. Вы, я знаю, в Дерпте оканчивали курс, с буршами? Там поди тоже были особенные словечки?». «Были, конечно же. Но ваши словечки, Алексей Никифорович, очень емкие…
— Итак, там встретились два Вовкиных предка, — сказал Бравик. — Да, любопытно.
— Капитан Шкуренко в сентябре 1878-го был награжден Орденом Святой Анны третьей степени. Но вот что странно, толстый: после этого Шкуренко словно исчез. В апреле 1879 года сороковая пехотная дивизия вернулась к месту постоянной дислокации, в Саратов. Жители и отцы города устроили героям Карса и Эрзерума торжественную встречу, в «Хрониках Имеретинского полка» она описана в деталях. На смотру генерал Шатилов вручал награды офицерам и низшим чинам. Неоднократно в этой связи упомянуты фельдфебель Вишняк, ефрейтор Шуравин…
— Ген, не надо с ятями и фитами. Не заходись.
— Так вот, о капитане Шкуренко на тот момент уже нет ни слова. В апреле 1879-го фамилия Шкуренко уже нигде не встречается — ни в полковых и дивизионных документах, ни в саратовских газетах. Как будто он исчез. И не погиб даже, и не умер от болезни, а просто исчез. Последнее упоминание о нем встречается в приказе генерала Лазарева номер сто девяносто по Карскому отряду русских войск от 16-го сентября 1878-го. Там отмечена заслуга Шкуренко в предотвращении эпидемии тифа в дивизии. А после — все. Как отрезало. Больше ни единого упоминания.
— Мало ли, при каких обстоятельствах мог потеряться человек. Да еще в те времена.
— Офицер — это не портсигар и не болонка, он не может «потеряться». В сохранившихся документах нет никаких упоминаний о гибели капитана Шкуренко. О его смерти от ранения или болезни. О его выходе в отставку или переводе в другую часть. Он просто исчез, как будто его и не было.