— Чего гуляешь? — спросил Каприн. — В санчасть ходил? В санчасть надо до развода ходить.
— В ППЧ был, закрывал процентовку.
— Процентовку он закрывал… А бригадир где?
— Бригадир с электриком. Мотор транспортера погорел.
— Иди в цех. Я вставлю фитиль твоему бригадиру. Моду взял хохол — посыльных отправлять.
«Руки коротки, — подумал Шкуренко. — Как бы тебе чего не вставили».
Час назад бригадир Боря Костив, чернявый западенец, сказал: «Сегодня не работай, Никола, оклемайся после кондея. Подмети пока, потом покемаришь у печки». Шкуренко смел под станинами опилки и щепу, потом сидел возле печи, сваренной из бочки из-под солидола. А после Костив послал его в ППЧ. Там было тепло, колыхался слоистый махорочный дым, и Шкуренко сморило. Писарь Коростылев оставил ему на пару затяжек, руки и ноги стали невесомыми, и закружилась голова. Бухгалтер закрыл процентовку, Шкуренко вышел на крыльцо и едва не упал, вдохнув сыроватый мартовский воздух. Он брел в рабочую зону, а утоптанный снег плавно качался под ногами. От слабости Шкуренко вспотел, и ветер, продувавший бушлат и рваную вязаную безрукавку, леденил спину и живот. В цеху свежо пахло влажной древесиной. Ходили вверх-вниз пилы двух «Р63», зубчатые цилиндры «рябух» протаскивали бревна. Возле немецкой циркулярки, которую зэка называли «трофейкой», Котов с Чуевым, натужно хакая, взваливали баланы на подавальный станок. Керимзаде и Вайдерис рычагами задвигали их в пилораму. Пилы с ревущим взвизгом разгрызали сосну, отваливался горбыль. Шкуренко постоял у печки, высматривая бригадира.
— Шкуренко, подь сюда! — перекрикивая мерный шум «Р63» и рев циркулярок, позвал Чуев. — Горбыль прибери, доходяга!
Шкуренко шагнул к куче горбыля и вытащил из-под бушлата брезентовые рукавицы. Сил нем было только поднять один-единственный, в толстой коре, отпил. Слева от Шкуренко, сливаясь в посверкивающий полукруг, визжала дисковая пила. Шкуренко нагнулся, взял горбыль и выпрямился. Когда он разогнул спину, то бетонный пол качнулся, задрожали колени, потемнело в глазах. Шкуренко уронил горбыль и, беспомощно выставив вперед руку, повалился влево.
— Куда, бляха-муха!!! — донесся испуганный крик Чуева.
Тут кто-то рванул Шкуренко за бушлат и оттащил от пилорамы. Еще миг — и пила, за десять секунд разваливающая вдоль трехметровый балан в обхват толщиной, отсекла бы руку по локоть, а то и по плечо. Шкуренко лежал на бетонном полу, хватая ртом воздух, а мужик, оттащивший его от пилы, подсунул ему под затылок шапку и сказал:
— Ну, ты жив, дед?
«Какой я тебе дед… — одурело подумал Шкуренко. — Нашел деда…»