— Он пугливый?
— Он малахольный. То в буддизм ударяется, то в даосизм… Я мельком видел, как Вова показал ему журнальную статью и какой-то документ. То ли свидетельство о рождении, то ли свидетельство о браке. Потом они посидели в кабинете минут десять, и Димка вышел белый как стена. Продавать свой пай он в одночасье передумал, а через неделю и вовсе отошел от дел. Сказал, что компания должна развиваться так, как я это представляю, и в стратегические вопросы больше не внедряется.
— И ничего не объяснил?
— Я не стал спрашивать. Не буди лихо, пока оно тихо. С того дня он стал паинькой, а через месяц купил дом в Нассау. В прошлом году мы с ним пили в Гамбурге, я спросил: что с тобой тогда стряслось? Он сказал: меня тогда Бог упас, ты рули делом, а я буду марлинов ловить.
Гена посмотрел на часы.
— Можно посмотреть почту? Я письма жду.
— Да, конечно. — Милютин придвинул к Гене свой ноутбук. — Пожалуйста.
Он вышел в приемную, а Гена открыл почтовый портал.
* * *
Через час Гена поднялся из «Кропоткинской» и пошел к памятнику любимому поэту. Над площадью плыли рваные облака, ветер доносил запах горячего шоколада от «Красного Октября». Переходя Пречистенку, Гена посмотрел на богатое изваяние и подумал: то он в бронзе, а то он в мраморе.
Мудак-скульптор изобразил поэта напыщенным провинциальным трагиком, и строчка про облака на постаменте была ни к селу ни к городу. Бравик сидел на скамье и читал «Известия».
— Привет, — сказал Гена.
Бравик сложил газету, встал, они пожали руки.
— Пройдемся, — сказал Бравик. — Погода замечательная.
Они перешли Пречистенку, поднялись к арке «Кропоткинской» и пошли по Гоголевскому.
— Я был у Кутузова, — сказал Бравик.
— Так и думал, что ты к нему поедешь.
— Он грамотный человек.
— Никто не спорит. Как он?
— Ушел с кафедры.
— А сейчас где?
— В семнадцатой наркологической.
— Заведует?
— Работает городским ординатором.
— Он датый был, когда вы разговаривали?
— Три года не прикасается. У него другая беда. Сына осудили за кражу, дали три года.
— Следовало ожидать. Вася квасил, а Костик рос, как трава в поле.
— Константин в колонии совершил убийство. Может получить от восьми до десяти.
— Твою мать… А что Света?
— Она давно живет в Бремене.
— По Костику, надо полагать, не скучает.
— Надо полагать.
— Парочка, блядь, — гадливо сказал Гена, — кулик да гагарочка.
— Вася продал дачу, нанял адвокатов.
— Раньше надо было думать, — зло сказал Гена. — Сделал ребенка и забил на него. Пусть имеет то, что имеет.
Бравик промолчал.
— Ну и что Васька про все это сказал? — спросил Гена.
* * *
Кутузов, позвякивая ложкой, размешал сахар в граненом стакане и закурил. Это была уже пятая по счету сигарета за полчаса. Кутузов выглядел удручающе: провалившиеся глаза, серая кожа, трясущиеся пальцы. Жидкие волосы собраны резинкой в сальный хвост, воротник халата с изнанки почернел. На исцарапанном холодильнике «Юрюзань» стоял телевизор «Электроника» с красным корпусом. Шли новости, а перед этим показывали автомобильную выставку. Телевизор работал громко, Бравику хотелось убавить звук, но было неловко хозяйничать в чужой ординаторской.