— Думаю, для меня она дороговата. Моя Шинед меня живьем съест.
— А жаль. Я был бы рад ее пристроить в хорошие руки. Что ж, мне, по крайней мере, удалось ненадолго отсрочить исполнение приговора.
— Это как же?
— Есть такой Джастин Адамс. Печатается в автомобильных журналах. Недавно он решил написать статью про обычных парней, которые водят необычные машины. Очевидно, коп на «феррари» — как раз подходящий материал. Так что я убедил Стеллу: мне нужно оставить у себя эту машину, пока не выйдет журнал, а то все станут потешаться: вот статья, в ней мое имя и фотография, а машины-то этой у меня больше нет.
Крис усмехнулась:
— По-моему, неплохой договор.
— Ну да, только вот все закончится на следующей неделе, когда я дам ему интервью. — Кевин потянул носом, вылезая из машины. — Настоящий праздник для желудка, — объявил он.
— Что-что?
Он указал на запад: вдоль кромки футбольных полей тянулось двухэтажное кирпичное здание.
— Это кондитерская фабрика. В детстве я один сезон тренировался вместе с молодежкой «Виктории». Когда ветер дует в нужную сторону, чувствуешь, какое печенье они там пекут. Мне всегда казалось, что это изощренная пытка для подростков, которые стараются сохранить форму.
— И что было дальше? — поинтересовалась Крис, огибая вслед за ним торец павильона-раздевалки.
Поскольку Кевин шел впереди, она не увидела на его лице сожаления.
— Я оказался недостаточно хорош, — ответил он. — Много званых, да мало избранных.
— Наверное, было обидно.
Кевин фыркнул:
— Тогда-то я думал, что это просто конец света.
— А теперь?
— Теперь думаю, что там я уж точно получал бы больше. И у меня было бы целое стадо «феррари».
— Что верно, то верно, — согласилась Крис, нагоняя его; он остановился, глядя на травяное поле, где пара дюжин молодых людей обводила мячи вокруг расставленных конусов. — Но большинство футболистов к нашему с тобой возрасту уже отправляются на помойку. И что им остается? Ну да, кто-то пробивается в тренеры, но таких единицы. Остальные в конце концов оказываются за стойкой в каком-нибудь заплеванном баре, болтают о днях своей былой славы, поносят бывшую жену, которая выставила из дома.
Кевин ухмыльнулся:
— Думаешь, это было бы хуже?
— Конечно. Сам знаешь.
Обходя здание кругом, они увидели, как к ним направляется человек в шортах и фуфайке «Брэдфилд Виктории». Похоже, ему было лет сорок пять, но он пребывал в настолько хорошей форме, что возраст не удавалось определить точно. Если бы его темные волосы по-прежнему сохранили прическу «маллет»[9], его бы сразу узнали и болельщики, и даже те, кто совершенно равнодушен к футболу. Но теперь у него была короткая стрижка, и Кевин лишь спустя несколько мгновений сообразил, что перед ним один из кумиров его юности.