На свою беду, он встретился с капитаном «Бетси» и поступил к нему на корабль за баснословно низкую плату.
Этот рассказ потряс Бессребреника до глубины души.
— Ну, моряк, не падай духом, — силясь улыбнуться, вымолвил джентльмен.
Ребенок зарыдал, когда увидел, что ему искренно сочувствуют.
— О, сударь, вы очень добры, но только я чувствую, мне конец. Силы уходят. Я весь застываю. Я скоро умру.
— Нет же, нет, зачем так говорить! Море велико, мы встретим островок, клочок земли…
Верил ли он сам тому, что говорил?..
Мальчик с каждой минутой терял силы.
Стоны его становились все слабее. Он едва держался за обломок, весь дрожал и выбивал зубами дробь.
Бессребреник снял с себя пояс и привязал мальчика к деревянной доске, так что тот мог разжать руки и свободно передохнуть. Закоченевшей пятерней мальчонка отыскал ладонь Бессребреника и судорожно ее пожал. От этого ледяного пожатия Бессребренику захотелось выть, плакать, ругаться, сотрясти весь белый свет…
Наступила ночь. Сразу, без сумерек. Ужасная ночь в фосфорическом блеске волн черного океана. Всяким силам человеческим есть предел, и Бессребреник чувствовал, что этот предел будет скоро перейден. Он очень боялся за юнгу, время от времени заговаривал с ним, старался ободрить.
Мальчик сказал ему свое имя: Жорж.
— Меня тоже зовут Жоржем! — воскликнул Бессребреник. — Как себя чувствуешь, тезка?
Юнга отвечал слабым голосом, дребезжащим, точно подмокшая скрипичная струна:
— Держусь пока, чтобы сделать вам удовольствие. Вы очень добры!
— Мы будем жить, вот увидишь!
— Я не боюсь умереть. Такому горемыке, как я, смерть не страшна.
Сердце джентльмена опять пронзилось острой болью.
Прошло еще несколько часов среди уныло-однообразного плеска мрачных волн. Насквозь прозябший, Бессребреник стучал зубами, часто вместе с воздухом в рот ему попадала горько-соленая вода, вызывая болезненный кашель. От голода, жажды и усталости начался бред. Но лишь только сознание возвращалось, он вспоминал об умирающем мальчике и звал его:
— Жорж!.. Жорж!.. Откликнись!
Потом бред опять наваливался и ему мерещились города, сверкающие электричеством, праздничные шумные толпы, залы с разряженной публикой, снующие повсюду пароходы с дымящимися трубами, мчащиеся курьерские поезда, потом кровавые схватки… слышались выстрелы, крики, проклятия, безумный галоп коней… А посреди всей этой сумятицы — как было уже не раз — возникало лицо белокурой женщины с сапфировыми глазами… И с губ, изъеденных морской солью, срывалось заветное:
— Клавдия!
Долго продолжалась эта мука. Холод заледенил все его тело, сердце билось совсем слабо, он едва различал звезды, медленно опускавшиеся к горизонту. Бессребреник сделал усилие, чтобы крикнуть. Но находясь во власти кошмара, не издал ни малейшего звука. Затем, собрав всю свою волю, сделал новую попытку. Крик вылетел, но какой-то жалкий, похожий на рыдание.