— Но вы оба были пьяны.
Малле в волнении нацепил кепку.
— Знаете, ему все нипочем. Вести машину он может, сколько бы ни выпил.
— Что ж, спасибо. На сегодня все.
— На сегодня? — поморщился Малле. — Вы опять…
— Если появятся вопросы, я вас вызову, — ответил Берт не дослушав.
Малле встал и нерешительно двинулся к двери.
— Минуточку, господин Клестоф.
Малле остановился и с кислой миной обернулся, ожидая новых неприятностей.
— Вы действительно не знаете, где сейчас ваш друг?
— Нет. Он мне никогда не говорит, куда едет. Если бы я знал, сразу сказал бы вам. — С этими словами Малле открыл дверь и выскочил в коридор, оставляя позади запах из смеси пота, мыла и одеколона после бритья.
Берт распахнул окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Значит, Малле Клестоф был пьян. Буквально как свинья. Точнее, до беспамятства. Выходит, у Натаниела Табана нет никакого алиби. Скорее всего, он внушил Малле, что они целый вечер были вместе.
Он почувствовал прилив душевных сил. Кажется, мечты его готовы были исполниться. Но в полной мере насладиться своей радостью он мог лишь после того, как Ютта все узнает и даст ему окончательное согласие.
Мне не нравилась эта игра. Он слишком серьезно воспринимал ее. Настолько серьезно, что игра уже и не походила на игру. Я рассмеялась, чтобы разрядить неловкость. Когда была с Натом, я все равно не могла долго ощущать неловкость.
А он все не унимался. Мы все-таки еще многого не знали друг о друге. Например, ему еще предстояло узнать, что я люблю спокойствие и гармонию и терпеть не могу ссор. Что я порой плачу по пустякам. Что часто бываю не уверена в себе. И у него, разумеется, есть странности. Вот как сейчас.
— Ютта, это для меня очень важно, — сказал он, останавливаясь. Свет и тень сменялись на его лице. — Ты…
Я поцеловала его и обняла под футболкой. «Не надо слов, — молча попросила я, — просто чувствуй меня».
Было очень тихо, только пели птицы. И даже их голоса звучали приглушенно. Идеальное место, идеальное время. Мы так долго ждали…
— Позволь мне показать тебе, как много ты значишь для меня, — прошептала я.
Он на мгновение замер, а затем крепче меня обнял.
Имке очень хорошо помнила, как Ютта была маленькой. Это было словно вчера. И даже запах детского крема, шампуня и присыпки щекотал ей ноздри. Вечерами Имке сидела у кроватки дочери и слушала, как та дышит, чуть не плача от умиления. Чисто животные инстинкты. Он чувствовала, что нужно ее ребенку, и старалась удовлетворить эти нужды. Если что, за Ютту она дралась бы как львица. А теперь что? Теперь львица стала старой и беззубой? Почему она сидит и ждет вместо того, чтобы помочь? Но как? Ребенок вырос и жил своим умом. Имке частенько не знала, что у дочери на уме.