Руди поднял ногу. Хайнц Кальбах ждал его, глядя на свой дом. Спрятанный среди берез, поросший диким виноградом, дом напоминал сказочную избушку. Когда-то он принадлежал местному лесничему, после смерти которого был выставлен на продажу, и они его купили. Им нравилось это место на опушке леса и вдалеке от деревни. Хайнц Кальбах любил лес. В лесу он чувствовал себя в безопасности. Опасны могли быть только люди.
— Ты готов, Руди?
Пес не обращал на него внимания. Он утробно зарычал, потом стал с лаем гарцевать и рваться с поводка.
Мои босые ступни горели огнем, ноги болели, в боку ломило. Я пыталась дышать размеренно, чтобы экономить силы. Не останавливаться. Шорох листьев, треск сучков под ногами. Только не останавливаться. Я оглушительно сопела. А вдруг и он слышит? Где он вообще? Он может быть где угодно. Не оборачиваться. А вдруг он уже за спиной? Я оцепенела от ужаса. Ноги запутались в траве, я споткнулась.
— Каро, — в отчаянии взмолилась я, — Каро, помоги мне!
Я думала о ней, пока в голове не осталось ничего, кроме ее имени. Тогда я побежала.
Что случилось с собакой? Никогда он себя так не вел. Сколько бы Хайнц Кальбах ни дергал поводок, Руди не реагировал. Вот тебе и курс послушания.
Хайнц не хотел идти туда, куда тянул Руди. Если там дикая кошка, то она сбежит, едва они появятся.
— Руди! К ноге!
Он часто жалел, что они дали ему такое глупое имя, вместе с которым и команды звучали несерьезно.
Пес зарычал. Зарычал на хозяина! И продолжал рваться.
Гнев его остыл, став холодным и черным. Он шел за ней по лесу. Несмотря на боль и потрясение, он был способен рассуждать логически. Сначала он ее поймает. Затем накажет.
Рита Кальбах тоже вышла из дому. Как и муж, она уставилась в лес, но ничего особенного там не увидела.
— Отпусти его, Хайнц, — сказала она своим спокойным, рассудительным тоном, — пусть себе бежит.
Хайнц Кальбах не спорил. Он и сам собирался так сделать. Он наклонился и отстегнул поводок.
Рита тронула мужа за руку.
— Ну а мы подождем, ладно?
Он кивнул. Что еще им оставалось?
Вдруг я услышала что-то — как будто собака где-то залаяла. Я напрягла слух, надеясь сквозь свое сопение расслышать, где это. Да, собачий лай. И все ближе! Я побежала на этот лай. Если там собака, значит, и люди близко. Слезы хлынули из глаз, побежали по щекам, закапали с подбородка.
Этот кокер-спаниель был самой прекрасной из всех собак, когда-либо виденных мной. Он с лаем бросился ко мне, затем отскочил на несколько шагов и обернулся. «Он хочет, чтобы я бежала за ним», — догадалась я. Наверное, это Каро послала его ко мне указать путь.