«Убийство в тишине». Рабочее название, которое изменится еще десять раз, прежде чем книга будет опубликована. «Интригующе», — написала я рядом: мать просила оставлять комментарии. Также она просила высказывать соображения, если мне хотелось что-то изменить, но это, впрочем, я делала неохотно.
Мерли и Каро завидовали моему участию в написании книг. А для меня в этом не было ничего особенного. Мать была не прочь отдавать мне на прочтение всю свою писанину, да я отнекивалась.
Читая, я узнавала ее в каждой фразе. Ее мысли. Ее надежды и страхи. Но также я узнавала и себя, поскольку некоторые ее персонажи были списаны с меня. В такие моменты мне до слез хотелось иметь нормальную мать, как у всех. С которой можно говорить, не боясь, что все сказанное тобой она выложит на всеобщее обозрение в своей следующей книге. Я где-то читала, что при поисках материалов для своих работ писатели не гнушаются любыми источниками, и мать моя не была исключением.
Раздался стук, и в дверь просунулась голова Каро.
— Можно?
Я отложила рукопись и поднялась. Каро вошла, смахнула со стула стопку грязного белья, что я приготовила в стирку, и уселась напротив, ломая пальцы.
— Слушай, у тебя был когда-нибудь парень, который от тебя ничего не хотел? — спросила она.
В голове у меня зазвенел тревожный колокольчик. Такие вопросы не задают без резона. Каро, несмотря на жару, была в футболке с длинными рукавами, скрывавшими руки.
— Как это? Вообще ничего?
Она кивнула.
Я не знала, что ей ответить.
— Вообще-то он мне запретил о нем рассказывать.
— Он — что?
— Но у него есть на то причины! — начала она выгораживать своего приятеля. — Хотя я и не знаю какие. Но я его понимаю. Мне тоже иногда бывало тошно, когда обо мне говорили.
— Слушай, Каро! Не его дело, о чем ты разговариваешь с подругами. Он не может тебе ничего запрещать!
— Нет, он не запрещал. Он попросил. Он сказал, что надо подождать, пока мы не будем уверены.
— Уверены? Уверены в чем?
— Ну… что любим друг друга. — Она вдруг оживилась — бледные щеки вспыхнули, глаза засияли. — Наверное, ему паршиво приходилось в жизни, вот он и хочет убедиться.
— Каким образом?
— Ну… подождать.
— Подождать чего?
Она, уронив голову, прошептала:
— Он меня не трогает. Он меня даже не целует. Не по-настоящему. То есть целует, но как брат.
— Но он провел с тобой ночь! — в изумлении воскликнула я. — Или нет?
— Да. Но он меня не трогал. — Она подалась вперед, пристально вглядываясь в мое удивленное лицо. — Может быть, он гей? Как ты думаешь?
— Откуда мне знать, Каро? Я никогда его не видела. Я даже не знаю его имени.