Слова давались с невероятным трудом.
— Каро. Она умерла, — чужим голосом проговорила я и подумала: нет, это не я говорю и не о нас. Это не имеет отношения ни ко мне, ни к Каро и Мерли.
Через полчаса раздался звонок в дверь. Мы обе вскочили и побежали встречать ее. Мать обняла нас обеих и плакала вместе с нами. Тушь растеклась у нее по щекам, оставив черные полосы. Она стала похожа на клоуна. Потом она отпустила нас и отправилась на кухню.
— Первым делом нам нужно выпить кофе, — заявила она, — и что-нибудь съесть. Закажем пиццу?
Мы не могли даже подумать о еде.
— Мерли, дай мне номер пиццерии, где ты работаешь, — велела мать. — Вы увидите, от горячего вам станет легче.
Ее деловой тон не мог скрыть тревоги за нас. Я видела это в ее глазах, метавшихся от Мерли ко мне и обратно.
Вскоре на столе перед нами лежали три пиццы. Мы с Мерли и не догадывались, что умираем с голоду. Мы молча принялись за еду. Моя мать, зная, что, кроме дешевого портвейна, у нас ничего не бывает, привезла две бутылки бордо и заставила нас выпить по бокалу. И хоть вино быстро ударило в голову, легче мне от этого не стало.
Мерли, съев половину пиццы, вдруг уставилась на остатки вина у себя в бокале.
— Кровь, — пролепетала она дрожащими губами.
Отныне мы не сможем спокойно произносить некоторые слова — например, кровь, смерть и бледный как смерть. И красное вино пить не сможем.
— Подозреваемые есть? — спросила мать.
Мы с Мерли прилично опьянели и не сразу поняли вопрос, лишь тупо вытаращили глаза. Спустя некоторое время до нас дошло, что она имеет в виду, но ничего вразумительного ответить мы не могли.
Имке не стала ждать, пока доберется до дому. Она позвонила ему прямо из машины.
— Мельциг слушает, — рявкнул он в телефон. Было за полночь, и все нормальные люди спали, а не сидели за столом на работе, ожидая звонка.
— Это Имке Тальхайм.
Услышав ее имя, он резко вздохнул, будто от удара.
Она не стала тратить время на вежливые хождения вокруг да около, а сразу бросилась в атаку.
— Как вы могли?! — воскликнула она. — Вы подвергли детей этой ужасной процедуре!
Он и не думал оправдываться.
— Мне очень жаль. Как они сейчас?
— А вы как полагаете? — Имке была вне себя от злости. Голос предательски задрожал. — Я только что от них. Они были совершенно разбиты, истерзаны, сломлены.
— Ничего — они молодые, оклемаются.
Она знала, что он прав. Ее бесили его спокойствие и рассудительность в то время, когда она рвет и мечет.
— У вас замечательная дочь. Не беспокойтесь о ней, она сильная и справится.
Почему же его слова вызывали у нее такое возмущение? Потому, наверное, что она злилась на него попусту, без причины.