— Хорошо, не буду, — согласился Тополь. — Платок носовой есть у тебя? Сморкаешься обычно куда? На комбинезон капает.
— Папаша, дайте ваши салфетки мне, — сказал Фуха сквозь зубы. — Пожалуйста, э.
— Пожалуйста, — откликнулся Клубин.
Тополь вышел из машины, огляделся. Всё как всегда. Вокруг булькающей и сопящей цистерны зеленела муравка (в темноте — серая). Тёплая земля по краям полянки с цистерной посередине парила. Словно в волосы сигаретным дымом дунули. Здоровенный деревянный ящик (в таких песок хранят, пожарный инвентарь) с общественными припасами, стоящий прямо под боком цистерны, аккуратно закрыт, и сверху на него по обычаю наброшен брезент. Скурмачи прекрасно знали про ящик. Был даже когда-то один с Кордона, ящик заминировавший. Не поленился выйти в Зону, ревностный служака. Отжалел для общечеловеческого дела казённую Ф-1 и полметра проволоки. Идиот. Ходила, погибший на обыкновенной человеческой растяжке, достоин этого. Так что патрульный зря прописался в Зоне. И вообще зря жил. И недолго. Растяжку ему аккуратно вернули. Буквально через день-другой. Неприятная история, на непродолжительное время осложнившая отношения между обществом и Кордоном. Командованием Кордона, конечно, поскольку военспецы, как один, в этом случае встали на сторону противника.
Но на шею садиться тоже нельзя давать. Дело делом, а хамство хамством. Даже у погранцов есть понятия, что можно, а что нельзя.
Клубин тоже вышел, но остался рядом с машиной. Зажимал один глаз ладонью в перчатке. Тополя, отошедшего на десяток метров, он уже не видел в темноте, но смешно таращился, ориентируясь на скрип подмёрзшей земли. А вокруг тёплой полянки снега было по щиколотку, ещё прошлогоднего. Следы только старые, дырки в насте, заметённые всклень и тоже прихваченные морозцем. Фуха в кабине героически боролся с кровотечением, матерясь громко и с чувством.
— Олегыч, попросите вашего сынульку прибрать звук, — сказал Тополь так, чтобы Клубин его услышал, и не децибелом громче. — Накликает. А у нас в машине снаряга. И Шопотов бойтесь. Ну, вы знаете, чего я вам.
Он переступил через пар, попробовал ногой травку. Подошёл к ящику, сдвинул брезент и приоткрыл крышку на два пальца. Проверил. Всё нормально, мин нет. Он откинул крышку. Его обдало смешанным запахом горячего пластика, жести и почему-то — хлеба. Брать отсюда в начале выхода было и нечего, и не принято, но заглянуть стоило.
Сундук для мертвеца. Так назывались личные и общественные лабазики при окнах в Зону. Хранилось там немногое, но чрезвычайно полезное.