Один такой разговор вышел мне боком. Сосед хозяина с особой циничностью, смакуя подробности, рассказывал о методах воспитания непокорных рабов. Потом вскользь посетовал, какой они хлипкий народ.
Когда речь зашла о глумлении над пятнадцатилетней девочкой, оказавшейся недостаточно красивой для торхи, я не выдержала и с эмоциональным: «Сволочь!» плеснула в лицо норну вином.
- Как ты смеешь, безродная дрянь, потаскуха! – мужчина подскочил, хотел ударить меня, но хозяин перехватил его руку.
- Она моя, не забывай этого, - прошипел он.
Только его тон сулил угрозу не только соседу, но и мне.
Увернуться я не успела, лишь жалобно взвизгнула, когда меня схватили за волосы и пригнули голову к столу. Я больно ударилась виском.
- Ты что себе позволяешь?!
Он встряхнул меня.
Пощёчина обожгла щеку.
Я ногтями вцепилась в его руку, пытаясь освободиться от хватки хозяина.
- Что, так и не поняла, что натворила? – стало трудно дышать, когда он сжал моё горло. Я тут же присмирела, перестав вырываться. – То-то же! В моей власти убить тебя или оставить в живых.
Хозяин отпустил меня. Судорожно глотая ртом воздух, я сползла на пол. Но наказание на этом не закончилось. По приказу норна двое слуг выволокли меня во двор к столбу и затянули на руках специальные петли.
Пот струйками катился по спине: я слишком хорошо знала, что творится у этого столба. Степень наказания зависела от провинности: иногда пара ударов розгами, иногда часовое истязание кнутом и плетью. На моей памяти на столбе никто не умер, но до полусмерти одного паренька запороли: он пытался бежать, украв деньги заснувшего прямо в конюшне конюха.
Конвоиры сочувствующе взглянули на меня.
- Ты погромче кричи, пожалобнее. Слёзно прощения у господина проси, тогда меньше достанется, - посоветовал один из них.
Потом появился хозяин в сопровождении гостя. Последний остался наблюдать в стороне, а норн направился ко мне, поигрывая хлыстом.
Если бы сняли одежду, было бы ещё больнее, но и этого хватило, чтобы усвоить урок: держи свои мысли при себе. Повезло, что норн бил не со всей силы и по разным местам, а то бы я не отделалась синяками и парой царапин на руках.
Когда плеть впервые обожгла кожу, я вскрикнула и прикусила губу. Потом лишь судорожно вздрагивала всем телом.
Слюна приобрела солоноватый привкус: губу я прокусила. Наверное, следовало разрыдаться, но глаза, как назло, были сухи.
Отсчитав семь ударов и решив, что достаточно, хозяин велел отвязать меня и обернулся к гостю:
- Вы довольны?
- А не ли мало будет кеварийской шлюхе за посягательство на честь благородного норна? Она оскорбила меня!