Отыскав пистолет, Максимов по каменным ступеням полез из котельной. Кружилась голова, пришлось опуститься на корточки – благо в эту минуту его никто не видел, вот бы Вернер с Екатериной ухохотались… Добравшись до верха, уцепился за косяк, мысленно поздравил себя и, сохраняя относительную вертикаль, перевалился через порог.
На улице мело и дул порывистый ветер. Но было относительно светло благодаря усыпавшему землю снежку и луне, разорвавшей тучи. В паре метров от входа корчился последний доходяга, которого он пнул по глазу. Тот держался за голову, стонал и раскачивался из стороны в сторону – словно раскаивался в многочисленных грехах. Услышав шум, поднял голову, и Максимов содрогнулся – одна рука у бедолаги была неестественно вывернута, а там, где должен присутствовать правый глаз, набухала мощная кровавая припухлость.
– Сука! – взревел бандит, поднимаясь на ноги.
Максимов выстрелил в ногу – пожалел урода и побрел мимо стонущего туловища, мимоходом недоумевая: почему они других слов не знают? «Сука», «падла» – какой убогий лексикон! Ведь в русском языке столько прекрасных и интересных слов: даже материться можно так витиевато, что заслушаешься и невольно зааплодируешь…
Он брел куда глаза глядят – по кромке оврага, через гаражи и подстанции, в направлении гигантского неосвещенного кондоминиума. Это был уже полный перебор. Возможности организма ограничены, и голова начнет варить не скоро. Но когда-нибудь все же начнет – не суждено ему этой ночью двинуться рассудком. Он должен где-то посидеть, хотя бы десять минут, вот только выберется из злополучного квадрата. Заработают суставы, забрезжат идеи, и он поймет, что находится у истока улицы Советской, откуда за полчаса можно добраться до дома Нины Михайловны Савицкой. А если красться закоулками, то можно избежать встреч с нежелательными патрулями…
Сорок часов Максимов не был в этом мире. Не сказать, что на земле произошли глобальные климатические изменения, но основательно подморозило. Стелилась поземка, пронизывающий ветер бросал в лицо хлопья шершавого снега, расчищенные дворниками тропинки благополучно заметало. Ветер, как назло, дул в лицо – он двигался, опустив голову, погрузив руки глубоко в карманы, но холод продирал через рваную одежду. Полчаса плутаний вылились в ледяную вечность. В половине второго ночи Максимов вошел в замкнутый двор злополучного дома. Постоял у колодца, опустив голову, как над гробом павшего товарища, наблюдая, как ровный снежок устилает чугунную крышку, к которой давно не прикасалась рука человека, и побрел дальше, повернув за угол…