Арестованный Комов ничего толкового не говорил, от всех обвинений отказывался. Утверждал, что ничего не знает, а Чайкина знает, но ни в каких делах с ними не участвовал. Одна надежда на очную ставку.
Я отправился с арестованным обратно в Казань, так же как это было и с Чайкиным. И в пути, как это часто со мной бывает, мне пришла в голову одна мысль. Если мне удастся ее осуществить, то, возможно, это прольет свет на судьбу святыни.
Со сторожем Захаровым, кажется, разобрались. Это заняло чуть ли не две недели постоянных поисков новых свидетелей, допросов и даже очных ставок, но теперь старик выбрался из той ямы, в которую его завели несколько слов одной маленькой девочки.
Действительно, подтвердилось, что его видели здоровающимся за руку с Чайкиным и Комовым во время их случайной встречи в центре города. Нашлись еще двое свидетелей, которые их опознали. Этого было более чем достаточно, чтобы арестовать Захарова.
Дед был так растерян, что мне стало его жаль. Допрос провели сразу же, но старик упорно запирался. Выглядело это так неприятно и ненатурально, что мне даже захотелось вмешаться. После того как официальный допрос был завершен и деда отвели в камеру, я обратился к Панфилову с просьбой о дозволении поговорить с подозреваемым с глазу на глаз.
Начальник мой тоже понимал, что дед ведет себя неразумно и к тому же мешает нам разобраться в происходящем. Так я получил разрешение на свидание с Захаровым без лишних глаз и ушей.
Старик не ожидал гостей в своей камере, и, войдя, я увидел, как он украдкой вытирает грязным рукавом слезы. Мне стало неловко – начало вышло не слишком располагающее к откровенности, но поворачивать назад было нельзя.
– Дед Федор, ты не волнуйся, я с тобой поговорить пришел. Сам, без начальников.
Старик бросил на меня быстрый взгляд и отвернулся.
– Я сегодня слушал, как тебя допрашивали, и сразу понял, что ты тут ни при чем. Ты только зря врешь, что воров этих не знаешь. Они все равно докажут, что вы знакомы. Сказал бы лучше правду, как и когда с ними встретился. Ясное же дело: они тебе, старому, голову задурили. Ты сейчас своим враньем ни себе, ни полиции не поможешь. Лучше расскажи, как все было, а я тебе помогу. Судье все расскажем как есть, он тебя и выпустит.
Захаров слушал меня молча и не перебивал, поэтому я говорил так долго и убедительно, как только мог. После повисло долгое молчание, которое нарушало только мерное тиканье часов на стене в комнате охраны.
– Что уж тут терять, – наконец хрипло пробормотал старик. Речь у него была по-старчески нечеткой – зубов во рту было немного. – Раз пропадать, то, может, и правда, лучше сказать, как было? Взял я от них деньги, от окаянных. Ввек себе этого не прощу, ан сделанного не воротишь!