– Почему? – теперь уже удивился я. – Они же муж и жена? И ребенок есть…
– Ребенок не аргумент. Я вам сто детей с улицы приведу. Вот, по телевизору показывали, что пол-России беспризорники, на улицах в ямах живут… Взял одного – и поехал, все лучше, чем по чердакам и подвалам валяться… А женой я могу любую женщину назвать, по сговору… Ему, – Марк указал рукой на Назыма, – не дадут визу в Россию, он и так бог знает сколько уже там без визы околачивается, во всех черных списках стоит наверняка. Да и без паспорта куда его?.. А ей не дадут визу в Турцию, пока его вопрос не решат. Да и что ей в Турции без него делать?.. А его вопрос не решат, пока не восстановят паспорт, если он у него вообще был… А чтобы восстановить паспорт, турецкое посольство в Москве должно запросить его деревню в Турции, если вообще такая деревня существует на свете – на моих картах ее, например, нет… И сколько все это может длиться, представляете?..
– Нет, не представляю. А сколько, действительно? – спросил я.
– А вы посчитайте, – отреагировал Марк. – Скажем, семья из трех человек. Пока каждый член семьи отдельно заявление подавать будет, не сразу, а друг за другом, на каждое заявление по три месяца минимум уходит – это уже почти год. С апелляциями и адвокатами – еще года два, у нас суды не торопятся. За это время у беженца на родине узнали, что он тут околачивается, и теперь ему действительно грозит там наказание. Он заново подает заявление, и все члены его семьи, естественно, тоже. Это еще года три. Причем учтите, что даже неродившийся младенец из чрева матери тоже может заявление подавать! – победно сверкнул Марк очками.
– Как это?
– А вот так – адвокат вместо него подписывает… Так как плод уже после какого-то там месяца считается живым существом, у него может быть адвокат… Да-да, не смейтесь, так в законе написано! Если беженцы за это время не разбежались по мафиям, не переженились, не ушли в подполье, даже если мы нашли их паспорта и дело дошло до депортации – то приедут они в аэропорт, и матери, как всегда беременной и больной после сорока абортов, становится плохо, врач запрещает лететь, они возвращаются и ждут, когда ей станет хорошо. А хорошо ей станет еще через пару лет… За это время дети школу закончат, или замуж повыскакивают, или в криминал уйдут, или в тюрьму попадут, или еще что…
Потом Марк вдруг замолк, сказал:
– А может, он какой-нибудь чеченский боевик?.. Как, чеченского акцента нет?
Я не успел ответить – Назым, услышав знакомое слово, встрепенулся:
– Мине говорит – чэчэн? Э, я сам чэчэн как огон боиси. Какой чэчэн, э!.. – поднял он руку, как бы защищаясь.