Не успел погреться – уже и осень наступает, реальная и гадкая. И перейдет она потом в долгую вечную зиму. Впрочем, все равно: в моей ныре что лето, что осень – одинаково противно. Никуда не вылезаю, сижу. Вчера думал над твоими словами. Да, наверно, ты прав, я – подпольный тип. Ну, а какой, суди сам? Живу в ныре, трамвай на уровне глаз ходит, ниже – только блохи, черви, мыши и вши. Доктора до смерти замучили. Картины не покупаются. Сосед-Монстрадамус страхи волной гонит. От вида полицейских тошнит и волосы шевелятся, а о женщинах и не говорю и при виде их сразу гусиной кожей покрываюсь.
А я скажу так – ну и что, что подпольщик?.. Чем ближе к земле – тем уверенней на ногах стоишь, чем выше в небо – тем больней падать. А лучше сказать, я – как тот парашютист, которого на морских курортах катер на тросе за собой по небу таскает. Вот и я так – моя душа парит где-то в небесах, а тело по жизни с тарахтеньем едет и эту неприкаянную душу за собой на нервах тащит. Лопнет капилляр, тромб застрянет – трос оборвется, и умчится душа туда, откуда явилась, а тело уйдет в утиль, куда ему и прямая дорога, из праха в прах…
Недавно, правда, угораздило на экскурсию съездить. Вообще-то я никуда ездить не люблю, на оперу палкой не загонишь, в балет на ошейнике не затащишь, от концертов держусь подальше, а всякие экскурсии с экскурсами и экскурсоводами очень не жалую, но аспирантка заставила. Что делать, согласился, хотя и думаю, что если художник – подмастерье бога, а бог целыми днями на облаках спит, то и подмастерье у него под боком посапывать должен, во сне хоть грешишь меньше и болезни не одолевают. И я бы спал, но аспирантка уговорила – мол, поедем, хочу Бельгию увидеть и выставку посетить. Ну, выставка – это всегда интересно посмотреть, как художник с ума сходит. Ладно, поехали.
Как выяснилось, экскурсию организует одно из этих наших турбюро, на которые жалобица из синагоги жалобу писала, а я переводил (тараканы на подгоревших спагетти). Я об этом мокрощелке напомнил, а она говорит, что хочет по-русски рассказы экскурсовода слушать, чего в немецких бюро нет. Ну, ладно. Приготовился к худшему, запасся лекарством от всех болезней в стеклянной таре, поехали.