Но поздно – таблетки белой россыпью лежат в черном круге разлитой мочи… Не беда, собрать можно… Узнать бы, куда еду. Или куда везут. И, главное, кто везет?.. Собирая влажные таблетки, приглядываюсь к ящикам. Сверху донизу – иероглифы. Кроме «Made in Mongolia», ничего понять не могу. В картонах что-то позвякивает, постукивает, поскрипывает. Может, швейные машины в тавоте, а может – автоматы в опиуме. Или опиум в автоматах…
Натягиваю рубашку с мокрым рукавом, безрукавку, запиваю две таблетки водой из канистры, ложусь и накрываюсь какой-то жесткой кожей. Голова – на чем-то твердом… А, папка с моими бумагами… Сую ее поглубже под влажную от грязи подушку. И слушаю…
Позвякивает в ящиках… Бидончик трется о картон. Шуршит колбаса в корзине. Ревет мотор. И приливы бурого гула заливают уши, отдаваясь эхом под сводами черепа, переполняя его… И я, засыпая, понимаю, что первая капля, которая из него выльется, будет последней каплей жизни…
…Вдруг резкий удар в бок. Я опять на полу…
Машина стоит: тормоза еще отдуваются, но кузов уже замер. Что-то лязгает за ящиками. Я жду с тупым страхом. Сопение. Шорох раздвигаемого картона… В проеме – безволосая голова с китайскими глазами и козлиной бородкой. Она что-то лепечет. Потом появляются руки, они призывно машут: «выходить!». Я вытаскиваю из-под подушки папку, бумаги из нее рассовываю по карманам, а папку оставляю около корзины с едой.
Хомячок перестал жевать, попискивает в клетке, цепляясь лапками за прутья. «Куда его?.. Сам не знаю, куда… Китаец съест…» Беру кожаный полушубок и продираюсь сквозь раздвинутый холодный картон. С трудом вываливаюсь из грузовика.
Вокруг – серая слизистая темень, то ли утро, то ли вечер. Пустынное шоссе. Молчаливые угрюмые леса. А дальше – громоздкая гора, похожая на немую старуху в панаме. Съезд с шоссе ведет к зданию за забором. Здание напоминает огромный двухэтажный театр-шапито. Какое-то странное, крепостеподобное, замкообразное строение. Водитель-монголоид, карлик с редкой бородой тычет мне в грудь, потом – на здание:
– Лагерь! Азюль! Ялла!.. Лагерь! Азюль! Айда! Гяльбура!
Вдруг, что-то заметив в лесу, он лепечет:
– Воа!
Лоб его покрывается испариной, он спешно заскакивает в кабину и рвет с места.
Я всматриваюсь в лес, ничего не вижу, но понимаю, что надо идти. Схожу с шоссе и плетусь по дороге. Идти трудно – в асфальте кочки и выбоины. Даже пни попадаются. «Как по такой дороге машины ездят?.. – удивляюсь я, одновременно мучительно думая, куда иду и что мне там надо. – Лагерь?.. Азюль?.. А, лагерь!.. Убежище просить!» – начинаю я припоминать.