Алексей, склонив голову, пристально смотрел на хозяина. Он снова пришел к графу, чтобы обсудить некоторые вопросы операции. Разумеется, те из них, какие счел возможным доверить Скавронскому. Разговор с далеко не лояльно настроенным польским магнатом начался нелегко. Граф упорно возвращался к «обидам», что, как он заявлял, русские нанесли полякам. И скоро перешел к Катыни. Хотя рассказ Братковского внес сомнения в его мысли о событиях под Смоленском, он все еще не хотел полностью отказаться от версии, подсказанной из Лондона и основанной на фальшивке Геббельса. Она была ему ближе и понятней, чем то, что он узнал от Казимира. И граф обрушил ее на гостя из России.
«Но я не знаю, какой техники истребления придерживаются Советы», — насмешливо заявил он. «Скажите, пан граф, как вы считаете, была у нас в сороковом году, в мирные тогда еще дни, необходимость убивать поляков?» — «Мне трудно судить о таких вопросах», — уклонился от ответа пан Юзеф. Терлыч кивнул согласно головой: понятно. А знает ли шановный пан, что пятнадцатого января этого года большая группа западных корреспондентов посетила Катынь? С корреспондентами была Кэтлин Гарриман, дочь американского посла в Москве. Она опубликовала в «Вашингтон пост» статью о том, что там увидела. Известно ли пану графу, что поляки в Катыни убиты немецкими пулями? О, генерал Андерс говорил об этом. А еще он говорил, что Германия в свое время продала государствам Прибалтики большое количество патронов с такими пулями.
«И русские захватили их, когда летом сорокового оккупировали Прибалтику!» — поспешил перехватить нить разговора воспрянувший духом хозяин. — «Прошу пана, — улыбнулся Терлыч. — Я не буду дискутировать об «оккупации». У меня иное мнение. И иные сведения. Хочу сослаться на ваши собственные слова. Советские войска вошли в Прибалтику летом сорокового. Так? Еще раз повторяю, летом сорокового! Но Геббельс в своей фальшивке заявляет, что польские офицеры расстреляны в Катынском лесу русскими в марте сорокового. Убиты немецкими пулями, захваченными в Прибалтике. А в Прибалтику мы пришли через три месяца после марта, пан граф! Как все это свести в одно?»
Скавронский побагровел: «Пан майор — остроумный человек!» — «Благодарю пана графа. Но тут дело не в остроумии. А в неуклюжей попытке больших и малых Геббельсов свалить свои преступления на других. Ведь согласитесь, концы с концами не сходятся: март сорокового — немецкие пули — лето сорокового». — «Но швабы говорят о советских пулях!» — граф, видимо, не желал сдаваться. — «Тогда непонятно заявление генерала Андерса о немецких пулях! И, кроме того, есть свидетельства западных корреспондентов. Они присутствовали при эксгумации в январе сорок четвертого и видели немецкие пули. Это факт или нет?» — «Возможно», — буркнул граф. Он чувствовал, что почва под его убеждениями колеблется, но продолжал упорствовать. И начал просто злиться на настырного гостя.