Так он бродил однажды поздней весной, почти в начале лета, и, перейдя через поле, подошел к ограде на низком холме, где были похоронены его близкие. Он дрожа опирался на палку и смотрел на могилы, вспоминая каждого из умерших. Теперь они были ему ближе, чем сыновья, жившие с ним в одном доме, ближе всех, кроме дурочки и Цветка Груши. И память его перенеслась за много лет назад, и он ясно увидел всех, даже вторую дочь, о которой он так давно ничего не слышал, что совсем забыл о ней. Он увидел ее хорошенькой девочкой, какой она была в его доме, с губами, тонкими и красными, как шелковая ленточка, — и она была ему так же близка, как и те, что лежали в земле.
И вдруг ему пришла в голову мысль:
«Что же, теперь очередь за мной».
Тогда он вошел в ограду, осмотрел ее внимательно и увидел место, где он будет лежать — ниже отца и дяди, выше Чина и недалеко от О-Лан. И он пристально смотрел на клочок земли, где ему придется лежать, и видел себя навсегда возвратившимся к своей земле. И он пробормотал:
— Нужно позаботиться о гробе.
Эту мысль он старался удержать в уме, и, вернувшись в город, он послал за старшим сыном и сказал:
— Мне нужно сказать тебе что-то.
— Говори, — ответил сын, — я здесь.
Но когда Ван-Лун хотел заговорить, он вдруг забыл, о чем хотел сказать сыну, и слезы выступили у него на глазах, потому что он с таким трудом старался удержать эту мысль, а она своевольно ускользнула от него.
Тогда он позвал Цветок Груши и сказал ей:
— Дитя, о чем я хотел говорить?
И она ответила кротко:
— Где ты был сегодня?
— Я был в поле, — ответил Ван-Лун, не сводя глаз с ее лица.
И она снова кротко спросила:
— На каком участке ты был?
И сразу эта мысль возникла снова в его уме, и он закричал, плача и смеясь:
— Я помню, я помню! Сын мой, я выбрал себе место в земле: оно ниже моего отца и дяди и выше Чина, рядом с вашей матерью. И мне хотелось бы видеть свой гроб, прежде чем я умру.
Тогда старший сын Ван-Луна воскликнул почтительно и сообразно приличиям:
— Не говори этого, отец мой, я сделаю, как ты велишь!
И он купил покрытый резьбой гроб, вытесанный из цельного ствола благоуханного дерева, которое идет только на гробы и ни на что больше, потому что это дерево прочно, как железо, прочнее человеческих костей.
И Ван-Лун утешился. Он велел внести гроб в свою комнату и смотрел на него каждый день.
Потом он подумал о другом и сказал:
— Я велю перенести его в старый дом, там проживу остаток моих дней и умру там.
И когда сыновья увидели, что все его помыслы сосредоточились на этом, они сделали по его желанию, и он вернулся в дом на своей земле вместе с дурочкой и Цветком Груши и слугами, какие им были нужны. И Ван-Лун снова поселился на своей земле, оставив дом в городе и семью, которую он основал.