— Вот если б у меня было золото, которое у него есть, или серебро, которое он носит в поясе, и если б у меня были жемчуга, которые носят его наложницы, или рубины, которые носит его жена!..
И когда Ван-Лун спросил, что бы они сделали, если бы у них все это было, Ван-Лун услышал в ответ, как бы они стали сладко есть и мягко спать, и как бы они стали играть в том или другом чайном доме, и каких красивых женщин купили бы, чтобы тешить свою похоть, — прежде всего, как бы они бросили работать и равнялись бы с богачами за стеной, которые никогда не работают.
Тогда Ван-Лун неожиданно воскликнул:
— Если бы у меня было золото, и серебро, и драгоценные камни, я купил бы на них землю и пахал бы ее, чтобы она принесла хороший урожай!
Тут все обернулись и дружно накинулись на него:
— Вот длиннокосый деревенский олух! Ничего-то он не понимает в городской жизни и в том, что можно сделать с деньгами. Он все попрежнему будет работать и ходить, как раб, за ослом или быком.
И каждый из них чувствовал, что он более достоин богатства, чем Ван-Лун, потому что лучше знает, как тратить деньги.
Но это не изменило мыслей Ван-Луна. Он только сказал про себя, а не вслух, чтобы не слышали другие:
«И все-таки я потратил бы золото, и серебро, и драгоценные камни на хорошую плодородную землю».
И с каждым днем все нетерпеливее ждал он возвращения к земле.
Вечно занятый мыслями о своей земле, Ван-Лун видел словно во сне все, что происходило ежедневно вокруг. Все необычное он принимал покорно, не спрашивая, почему это так, знал только, что в такой-то день случилось такое-то событие. Были, например, бумажки, которые люди раздавали на улицах направо и налево: даже и ему совали иногда. Ван-Лун ни в молодости своей, ни после не выучился разбирать буквы на бумаге, и поэтому ничего не мог понять в листках, которые были покрыты черными значками и наклеены на городские ворота или на стены и которые продавали целыми охапками, а то и раздавали даром. Два раза и ему дали такую бумажку. В первый раз ее дал иностранец, похожий на ту чужеземку, которую ему пришлось везти однажды в рикше; только тот, кто дал ему бумагу, был мужчина, очень высокого роста и тощий, как дерево, иссушенное жестокими ветрами. У него были голубые, как лед, глаза и волосатое лицо, и когда он давал бумажку Ван-Луну, было видно, что руки у него красные и тоже волосатые. У него был длинный нос, выдававшийся между щек, словно нос между боками лодки, и хотя Ван-Лун и боялся брать что-нибудь из его рук, но еще больше боялся отказаться, видя его необыкновенные глаза и страшный нос. Он взял листок и, когда он набрался храбрости и посмотрел на него уже после того, как иностранец ушел, то увидел что на листке был нарисован человек с белой кожей, висящий на деревянном кресте. На нем не было одежды, только повязка на бедрах, и видно было, что он уже умер, потому что голова у него опустилась на плечо и глаза были закрыты. Ван-Лун смотрел на картинку с чувством страха и возрастающего интереса. Внизу стояли буквы, но он не мог их прочесть. Вечером он принес картинку домой и показал ее старику. Но старик тоже не умел читать, и все они стали спорить, что она значит, — Ван-Лун, старик и оба мальчика. Мальчики кричали с восторгом и страхом: