– Какая разница, Наташа? Твой вкус здесь не играет особой роли.
– Почему?
– Потому что я не умею проигрывать.
– Можно просить об одной любезности?
– Проси.
– Мне хотелось бы…
– Ладно, уговорила. Поприсутствуешь при процессе. Исключительно науки ради. А то действительно еще утонешь, это тебе спасательным кругом станет. Иди к своему милому Голубенко, ножки ему демонстрируй.
Наташка слегка помрачнела, зато, когда она оставила меня в гордом одиночестве, я развеселился. Как же, Голубенко можно не только ножки, но и все остальное демонстрировать, однако он верен жене, словно Джульбарс родной заставе. Не изменяет, как в характеристике пишется, примерный семьянин, морально устойчив, политически грамотен.
Правильно, только вот его моральная устойчивость на животном страхе замешана. Впрочем, как и у других в те самые времена, когда подобные характеристики сочинялись. Теперь люди чуть изменились, не так боятся милиции, начальства и жэковских водопроводчиков, однако Голубенко на страже семейного счастья и пресловутой морали удерживает исключительно страх.
Он всю жизнь боялся на конец намотать, словно пенициллина с трихополом в природе не существует, пугался стать похожим своими симптомами на писателя Мопассана и вождя мирового пролетариата. Насчет Мопассана еще можно понять, но как быть с Ильичем дорогим, если Голубенко полжизни клялся брать с него пример? Слово не держит, элементарного сифона боится. Добро бы только это счастье, ведь Голубенко до сих пор всех мало-мальски симпатичных девиц именует исключительно спидоносками.
– Возьми трубку, – скомандовала слегка измененным селектором голосом Марина.
– Слушаюсь и повинуюсь, – отвечаю ей, однако трубку в руки не беру, а нажимаю кнопку базы “Панасоника”.
– Бойко выехал к тебе, – сообщает на весь кабинет Рябов.
– Хорошо, я его заждался.
– Потом меня заждешься.
– Знаешь, Сережа, столько проблем возникло.
– Я тебе их добавлю, – гарантирует Рябов.
В ожидании Бойко я окончательно понял одну нехитрую истину, которую годами Сережа вдалбливал в мою голову. В самом деле, разве у меня есть какие-то заботы, в отличие от коммерческого директора? Так, чепуха на постном масле. Разобраться с Гусем, прихватить за яйца Хлудова, потолковать с Арлекиной, учитывая при этом иногда прямо противоположные интересы Управления по борьбе с организованной преступностью, господина губернатора, Петровича и мои собственные. Но ведь все это мелочи жизни в сравнении с предстоящей грандиозной работой.
Чего не сделаешь для процветания фирмы, создания новых рабочих мест, улучшения социального положения трудящихся, обучения трудовым навыкам подрастающего поколения и даже где-то поддержки собственного реноме? При такой постановке вопроса гуси с ходу на задний план отлетают, о всяких Арлекинах-Петровичах думать недосуг. Еще бы, ведь характер человека – это его судьба, а значит мне, кроме всех этих мелочей, предстоит заняться серьезным делом. Торговать говном. Вернее, делать из говна деньги.