Канделябров, который во всё время разговора стоял у двери, подпирая косяк, засуетился, забегал и стал убирать посуду со стола. Ипатов взялся ему помогать. Бекон тоже изображал помощь: метался под ноги в самый неподходящий момент, когда руки у людей были заняты. Животное очень любило суету и своё непременное в ней участие.
Хозяин на некоторое время поднялся к себе наверх и спустился уже в элегантном, грогроновом пальто, белом шёлковом шарфе и с цилиндром в руках.
- Спиридон, - объявил он, – меня не жди. Покойной ночи, Александр Прохорович.
И вышел из дома.
- Слушаю, – пробурчал слуга, но как только Вильям Яковлевич хлопнул дверью, в сердцах плюнул и, уже как своему, сказал Ипатову: – Ну ты гляди, как его черти крутят! Опять ушёл – знамо куда – на всю ночь.
- Может быть, он по делу Арефьевой пошёл? – выразил предположение Александр – защитник людей.
- Ну да! По делу, конечно по делу. Только не Арефьевой, а совсем другой персоны – Варвары Петровны Кашиной, которая имеет место жительство на Поварской. Приклеился к ней хозяин, что банный лист. Что ж за напасть такая, Господи! Не знаешь, каким угодникам молится, чтобы эта короста отвалилась!
- Может у Вильяма Яковлевича серьезные намерения?
- Это к замужней-то женщине, когда её вторая половина в отъезде?
Ипатов только крякнул. Канделябров безнадежно махнул рукой и убрался в кухню. За ним, подняв хвост трубой, ушёл кот.
***
Следующий день оказался тяжелым. Спиридон Кондратьич разбудил молодого помощника, когда начальника уже не было дома.
- Вернулся чуть свет, переоделся и ушёл, – сухо информировал верный слуга о хозяине. – Завтракать не стал.
Ипатов отлично закусил в красивой столовой в обществе кота, который лопаясь от сытости, нагло выпрашивал печёночный паштет. Канделябров неодобрительно смотрел на это безобразие, но выговаривать любимцу не стал, а взял его за шкирку и выкинул на улицу: «Погуляй, касатик!».
Быстро собрались и в девять поехали искать лаковую коляску. Да, связи на Москве у Спиридона были обширные. Они объехали и обошли полгорода: опрашивали ямщиков, возчиков, каретников. На Страстном бульваре пили чай у знакомого квартального надзирателя. Были в извозчичьих трактирах и кабаках, заезжали в «Крутой Яр» у Рогожской заставы и «Ямской двор» на Никольской. Побывали в знаменитых «Наливках» на Якиманке. По;ходя, Кондратьич рассказал, что название такое пошло от бывшего там в старину поселения великокняжеских телохранителей, которым была привилегия в своем кабаке во всякое время пить вино и пиво, даже в дни Великого поста , когда все заведения, кроме чая с квасом, ничем не торгуют. Народ, видя такое исключение, назвал этот кабак «Наливками», то есть местом, где всегда наливают. Ипатов все смотрел, слушал и запоминал. Но, поначалу, такой шустрый и ражий ко всякому разговору, он к двум часам дня существенно поутих, обмяк и отдал всю инициативу двужильному Канделяброву. Часа в четыре Александр Прохорович уже мало интересовался лаковой коляской и мечтал только о том, как, придя домой, он опустит гудевшие ноги в холодную воду и даст отдохнуть замотавшемуся от разговоров языку.