- Что ж это такое, а? – придушенным голосом проговорил он. – Сначала Дмитрий погиб. Я дружил с ним с детских лет. Потом дочь его Анастасия, теперь брат Николай. Семья у них была дружная, домашняя. Что за человек этот Зяблицкий? Кто он, что сотворил такое? Я его совсем не знаю. Видел пару раз у Арефьевых. Вильям Яковлевич, голубчик, разберитесь в этом хитросплетении, не бросайте дела. Это моя личная к вам просьба. Я, со своей стороны, посодействую, чем могу, но только, сами понимаете, кто ж из этого круга будет с нашим братом откровенничать. Здесь не припугнёшь, а надо это дело изнутри вызнать.
Уже заголубело небо, когда в доме, наконец, все смолкло, хотя в кабинете Собакина лампа горела до тех пор, пока в раннем утреннем свете по Сретенке не загромыхали первые колеса.
***
В субботу все поднялись поздно. Вильям Яковлевич, хмурый и не выспавшийся, предложил помощнику сделать визиты к участникам драмы.
- Начнем сызнова. Имея представление о каждом, мы с вами пойдем дальше в исследовании характеров этих людей. Византиец Иоанн Дамаскин говорил, что «умный человек способен понимать даже мысли ближнего, наблюдая за его поведением и обликом». Возьмите себе эти слова на вооружение.
- Так то - святой человек, – вздохнул Ипатов.
- Ладно, не грустите, помощник, – улыбнулся Брюс. - Поедем, посмотрим, какое впечатление произвело на действующих лиц эта трагедия. Тем более, что Канделябров сегодня затеял генеральную уборку дома и выгоняет нас на улицу на целый день.
Сыщики вышли на Сретенку, зажмурились от яркого солнечного света, вдохнули аромат клейкой молодой листвы деревьев и чахлых кустиков, прижатых к домам, и поняли, что в суматохе последних дней пропустили приход настоящей весны.
Первый визит решили сделать к старой Арефьевой, впрочем, без надежды на то, что их примут.
- Насколько я понимаю, – размышлял по дороге Вильям Яковлевич, – наследниц всех миллионов две: Анна Матвеевна и Лариса Аркадьевна. Ваша Цирцея – Залесская остаётся на бобах. Мелецкий получает вместо богатой жены – мамзель с ребёнком.
Ипатов только вздохнул.
- Не грустите, Александр Прохорович, разберёмся, – уверил его начальник. – Этой ночью, как мне кажется, я понял, в чём дело. Собственно, дело оказалось несложным. Теперь мне нужны доказательства. «Ничто притворное не может быть продолжительным» утверждал чех Коменский и я с ним согласен. А мой Канделябров в таких случаях говорит: «Сколько верёвочке не виться, а конец будет».